Шотландский совет убеждал Карла I дать народу полное удовлетворение. «Я скорее погибну, — писал король Гамильтону, — чем приму эти дерзкие и безрассудные требования». «Недовольство в стране, — писал лорд Нортумберленд Уэнтворту, скорее усиливается, чем слабеет»; а у Карла I не было ни денег, ни людей. Напрасно пытался он занять у Испании, обещая объявить войну Голландии, напрасно просил прислать ему 2 тысячи человек из Фландрии, чтобы ими занять Эдинбург. И в займе, и в войске ему было отказано, а предложенные католиками Англии взносы не могли пополнить казну. Карл I приказал маркизу избегать решительного разрыва до появления в Форте королевского флота, но и снарядить флот было трудно. Шотландия приготовилась к войне быстрее короля. Шотландские добровольцы, участвовавшие в Тридцати летней войне, по призыву своих братьев поспешили на родину. Генерал Лесли, ветеран Густава Адольфа, явился из Швеции принять командование над новым войском. В каждом графстве добровольно собирали военный налог.

Опасность заставила, наконец, короля уступить требованиям шотландцев; но едва уступив, он тотчас взял уступку назад и приказал только что созванному собранию разойтись. Последнее почти единогласно постановило продолжать свои заседания. Нововведения в богослужении были отменены, епископство упразднено, епископы низложены и пресвитерианская система восстановлена во всей ее полноте. Известие о том, что Карл I собирает армию в Йорке и рассчитывает в самой Шотландии на поддержку отдельных роялистов, вызвало захват Эдинбурга, Дембартона и Стирлинга; в то же время отлично вооруженное войско в 10 тысяч человек под командой Лесли и графа Монтроза вступило в Эбердин и увело пленником на юг католического графа Гентли. Вместо устрашения Шотландии появление королевского флота в Форте только побудило Лесли выступить к границе с 20 тысячами человек. Едва Карл I перешел через Твид, как «маленький согнутый ветеран» расположился на холме Денс-Лоу и предложил королю сражение.

Не имея средств для ведения войны, Карл I вынужден был согласиться на созыв Свободного собрания и шотландского парламента; но в его глазах договор в Бервике был простым перемирием. Вызов Уэнтворта из Ирландии указывал на подготовку насильственных мер, и шотландцы ответили на это обращением за помощью к Франции. Раскрытие переписки между вождями шотландцев и французским двором возбудило в короле надежду, что обращение к Англии за помощью против шотландских изменников встретит сочувствие в верноподданных. Уэнтворт, пожалованный теперь в графа Страффорда, все настаивал на том, что шотландцев нужно прогнать к их границе. Теперь он договорился с королем, что нужно созвать парламент, предъявить ему переписку и воспользоваться ожидаемым взрывом негодования для получения крупной субсидии. Карл I созвал так называемый (за его непродолжительность) Короткий парламент, а Уэнтворт поспешил в Ирландию набирать войско. В две недели он добился от своего раболепного парламента денег и войска и, гордый своим успехом, вернулся как раз ко времени собрания палат в Вестминстере (апрель 1640 г.).

Но урок пропал даром. Все члены общин сознавали, что Шотландия борется за свободу Англии, и надежды побудить их к выступлению против шотландцев оказались тщетными. Перехваченные письма были спокойно отложены в сторону, и общины по-прежнему объявляли, что назначению субсидий должно предшествовать устранение злоупотреблений. Нельзя было разрешать никаких субсидий до получения ручательств за веру, собственность и вольности парламента. Общины не отступили от своего решения, даже когда король предложил отказаться от корабельной подати, и после трехнедельной сессии парламент был распущен. «Прежде чем поправиться, дела должны пойти еще хуже», — холодно заметил один из вождей патриотов Сент-Джон. В стране было страшное волнение. «Такого раздражения, — писал лорд Нортумберленд, — не было слыхано на памяти людей». Один Страффорд оставался непоколебимым. Он доказывал, что своим отказом удовлетворить требования короля парламент освободил Карла I от всех ограничений и дал ему право поступать по своему усмотрению. Граф стоял за войну и принял начальство над королевской армией, снова двинувшейся на север. Но шотландцы приготовились перейти границу; на глазах отряда англичан они переправились через Тайн, заняли Ньюкасл и оттуда прислали свои мирные предложения. Они просили короля рассмотреть их жалобы и «по совету и соглашению с собранными в парламенте сословиями Англии установить прочный и желанный мир».

Просьба была подкреплена приготовлениями к походу на Йорк, где Карл I уже предался отчаянию. Войска Страффорда оказались чистым сбродом; ни просьбами, ни угрозами их нельзя было принудить к повиновению, и граф должен был сознаться, что понадобится месяца два, чтобы подготовить их к делу. Напрасно Карл I заключал перемирие. В тылу у него готова была восстать вся Англия. Лондонские подмастерья напали на Лода в Ламбете и прервали заседание Высокой комиссии у собора святого Павла. Войну повсюду называли «войной за епископов»; во вновь набранных войсках убивали офицеров, заподозренных в папизме, ломали алтарные решетки во всех церквях, мимо которых проходили, и расходились по домам. Два пэра, лорды Уортон и Говард, решились представить самому королю ходатайство о примирении с шотландцами, и хотя Страффорд арестовал их и предложил расстрелять как мятежников, но английский совет не решился на крайние меры. Карл I все еще старался избежать унизительного созыва парламента. Он созвал в Йорке «Великий совет пэров»; но его план не удался, вследствие общего осуждения его вельможами. Тогда, со злобой и стыдом в душе, Карлу I пришлось снова созвать палаты в Вестминстере.

Глава VI

ДОЛГИЙ ПАРЛАМЕНТ (1640–1644 гг.)

Если Страффорд воплощал дух деспотизма, то Пим, глава общин первого заседания новых палат в Вестминстере, постоянно представляется воплощением права. Сомерсетширский помещик из хорошей семьи и с крупным состоянием, он выступил общественным деятелем в парламенте 1614 года и за свой патриотизм после его роспуска поплатился тюрьмой. В парламенте 1620 года он был вождем и одним из «двенадцати послов», для которых Яков I велел поставить кресла в Уайтхолле. Он почти одни уцелел из кучки патриотов, с которыми вел конституционную борьбу против раннего деспотизма Карла I. Кок умер от старости, сердце Коттона было сокрушено преследованием, Элиот погиб в Тауэре, Уэнтворт изменил. Оставался один Пим, по прежнему решительный и терпеливый. За одиннадцать лет жестокого деспотизма сознание его величия постепенно росло, и надежда и вера в лучшее будущее почти неразрывно слились с именем человека, никогда не сомневавшегося в конечном торжестве свободы и права. В конце этого периода, но словам Кларендона, еще более замечательным по просвечивающей в них сильной ненависти, «он был из всех, когда либо живших, человеком самым популярным и наиболее способным принести вред». Сначала он выявил свое умение выжидать, а когда эта пора прошла, — умение действовать.

Накануне созыва Долгого парламента он объехал всю