рестораном и продаёт свою долю в бизнесе…». Интересно, чем ему так насолил Мишлен? Я думала, что повара рождаются только с одной мечтой: получить заветную звезду, две, а если повезёт – и три, и потом весь остаток жизни поддерживать свой статус, пытаясь окончательно не свихнуться. Но, видимо, только не мой сумасшедший серб…

Пока я размышляю над странностями моего нового знакомого, мне присылает сообщение Юра: «Суд через десять дней. Я уверен, это будет уже последнее заседание, и у нас есть все шансы отсудить два миллиона». Я ставлю смайлик и устало закрываю мессенджер, потому что эти два миллиона – совсем не половина стоимости моей бывшей квартиры, и уж тем более не компенсируют стоимость бабушкиного дома и мои отданные за три года выплаты по ипотеке, но я уже так давно смирилась со всем этим, что просто похоронила саму идею отсудить хоть сколько-нибудь справедливую часть. Суд длится уже почти два года, и каждый раз адвокаты моего бывшего мужа находят и приводят новых друзей и свидетелей, которые доказывают, что это именно они снабжали моего Лёшу наличностью, давали ему в долг, показывают какие-то липовые расписки, просят перенести заседание, рассмотреть новые доказательства по делу и так до бесконечности затягивают процесс. И я просто благодарна моему румяному и никогда не унывающему Юре, что мне самой не приходится ходить по судам, и я уже готова отдать ему хоть всю исковую сумму, лишь бы эти мытарства поскорее закончились. Иногда потеря – это просто потеря, и надо смириться и идти дальше своей дорогой, чтобы встретить на ней что-то новое.

Мне звонит Миша:

– Яна, нам нужен бонусный обзор на новую сеть ресторанов, для наших рекламодателей, сделаешь?

– Что за сеть? – недоумеваю я.

–Fresh Bowl.

– Но это отвратительная сетка: салат пожухлый, пластиковые несъедобные овощи, – меня аж передёргивает от одного только воспоминания о запахе этой столовой в декорациях современного вегетарианского стритфуда.

– Это совершенно неважно. Зато у них очень влиятельные владельцы и много денег, – возражает мне Миша.

– Я не буду писать о них восторженный обзор, – отрезаю я. – Если хотите, ставьте плашку «на правах рекламы» и пусть пишут свой текст, но я ни за что не поставлю под ним своё имя!

– Всё меняется, Яна, – вкрадчиво пытается мне что-то объяснить мой начальник. – И инвесторы тоже. А наше дело – приспосабливаться к обстоятельствам.

– Не понимаю, что ты хочешь этим всем мне сказать, – запуталась я в туманных Мишиных намёках.

– Ладно, скоро ты всё узнаешь, – бормочет Миша. – Поставим плашку «на правах рекламы». Но на следующей неделе у нас будет очень важное собрание. И событие. И уж на него, пожалуйста, обязательно приди, – объявляет он торжественным тоном и вешает трубку.

Опять какие-то перемены. Такое ощущение, что все вокруг пытаются меня вечно подо что-то подогнать, как какую-то деталь, чтобы она входила в нужный им паз. Или заставить любить меня подгорелую утреннюю кашу с комками, – даже от одной мысли о которой у меня начинаются рвотные спазмы. А если я вдруг по каким-то причинам не соответствую их картине мира, то меня просто вычёркивают?

– Я уехала на встречу, буду после обеда, – бросаю я своим коллегам, натягивая на ходу пальто. Сегодня я в алом маковом платье и могу всё.

Я выхожу на улицу, и вдыхаю ещё морозный свежий воздух. Солнце кое-где расцвечивает небо золотыми бликами. Кто-то идёт по улице с охапками мимозы: я просто обожаю её, в отличие от Булгакова! И её сладкий пудровый аромат всегда обещает мне что-то большее, чем просто очередной весенний день. Я прохожу по московским кривым улочкам, где кое-где толпятся группками экскурсанты, рассматривая очередное здание с облупившейся лепниной и внимательно слушая гида, рассказывающего очередную городскую легенду. Сворачиваю в знакомый переулок, втиснутый между двумя бульварами, прохожу два дома и останавливаюсь у небесно-бирюзовой двери.

Делаю глубокий вдох, и распахиваю её, окунаясь в атмосферу летнего дворика у моря. Прохожу между тесно наставленными стульями, и замечаю, что на столах в крошечных вазочках стоят маленькие метёлочки мимозы. Прохожу на кухню.

– Что вы хотели? – поворачивается ко мне мой Драган, в пока ещё белоснежном переднике и в белой шапочке.

– Я вас приглашаю на свидание, – просто отвечаю я ему. И чувствую, как мои лёгкие словно наполняются сахарной ватой, не давая мне свободно вздохнуть.

Я пошла ва-банк и поставила всё на кон: и я понимаю, что если он сейчас решит, что я сумасшедшая или слишком назойливая, и вежливо откажет, я просто растаю здесь же, как эта сладкая сахарная вата в моей груди, которая мгновенно исчезает в тёплых ладонях.

– Добре, – просто отвечает Драган, смерив меня любопытным взглядом со всей высоты своего огромного роста. – Завтра в пять утра будь готова. Я заеду за тебе. А сейчас, извиняюсь, мне надо работать.

Я выхожу так же, как и зашла, так и не поняв до конца: это он мне назначил в итоге свидание или я ему? Ну хорошо, в пять так в пять – выбирать не приходится.

Ровно в пять утра, как и обещано, в дверь раздаётся тихий стук, и я, уже одетая в тёплый свитер и джинсы, открываю дверь: в любом случае рядиться в коктейльное платье и каблуки в такую рань было бы очень странно.

– Уже собралась? Отлично, – удовлетворённо оглядывает меня Драган, – пойдём! – и я, накинув пальто с шапкой, бегу за ним вниз по лестнице, отметив про себя, что мы уже перешли на «ты». Ещё вчера.

Садимся в ожидающий нас у обочины маленький грузовой Peugeot, и я спрашиваю у Драгана:

– А куда мы в итоге едем?

– Как куда? – удивлённо переспрашивает он. – Конечно на базар! Я же шеф. Мне нужно покупать самому самые лучшие продукты! Разве ты этого не знаешь? Ты же знаменитый критик!

– Ну разумеется, знаю, – неуверенно бормочу я. – Просто я не думала, что кто-то в наше время всё ещё ходит по рынкам. Мне казалось, что всё уже отлажено и централизовано, понимаешь? Поставщики привозят всё сами, о чём их попросишь… – рассуждаю я вслух.

– Я учился в Le Cordon Bleu, – гордо заявляет Драган, ловко выруливая на пока ещё пустынные центральные улицы. – А все французские шефы имеют своих поставщиков и своих продавцов на рынке! Как я могу подавать людям то, что не попробовал и не проверил сам перед этим? – укоризненно