меня начали стягиваться икроножные мышцы на правой ноге. Судорожно мыча, и намертво сомкнув челюсть, я где-то минуту неосознанно царапал свою кожу в больном месте. Через некоторое время поняв, что я делаю не так, я принялся делать массаж, который в конечном счёте облегчил моё наипрекраснейшее пробуждение.

Молча встав на ноги, я краем глаза замечаю шприц с пачкой сигарет, которые освещались одной ровной полоской из-за незакрытой верхушки оконной занавески.

Взяв в руки суфентанил, я несколько раз наблюдаю за бесцветной жидкостью, которая неохотно переливалась под законами гравитации, а после ложу на прикроватную тумбочку. Следом я с интересом разглядываю карманную коробочку, которая всем своим видом напоминала мне пачку моих любимых палочек. Вся выполненная в строгом сером цвете без каких-либо надписей, где в пропорциональных размерах изображён идеально чёрный квадрат. Раздаётся негромкий приятный для ушей звук открывания, и я с трепетом достаю одну.

Выглядит и вправду как привычная сигарета. Вместо бумаги здесь оргстекло, также, за исключением отсутствия видимого табака, здесь какая-то непонятная переливающаяся блекло оранжевая густая жидкость.

Отложив подобие сигареты, я достаю из пачки небольшую и приятную на ощупь картонную карточку, на которой красиво написан один абзац очень мелким рукописным почерком на манер писем в Федерации:

«

Моему страдающему внуку,

Их действие отнюдь не утолении “наркопривычек”, а в помощи в борьбе с твоей убивающей ум болячкой. Употребляй одну строго через каждые шесть часов, обращаясь с ней как с твоей “палочкой”.

«.

Я перевернул карточку.

«

Постскриптум: терпеть не могу твои зависимости; делай уже что-нибудь, а не валяй пубертатного прыщавого подростка, жалующегося на своих родителей и школьную систему.

Можешь связаться со мной в любое время, сказав про себя моё имя.

«.

Э-э… Вакуус? — негромко проговорил я про себя.

Следующие тринадцать секунд ничего не происходило, пока…

Что тебе надобно? Пасмурно… Кому надобно в столь ранний час? О, классная погода… Тебе? Разве нет? Не рановато ли? Время видел? А кому ещё?

— Э-э-э… — голова трещит. — Ты же мой дед? — немного стушевался я. — Я просто не различаю твою речь… Мысли накладываются одна на другую, и мне сложно… понять, что твоё, а что моё.

Я старался ни о чём не думать, старается он думать… дабы сконцентрироваться на речи деда. Единственное, что я знал, был тот факт, что его речь в моём мысленном потоке никак не фильтровался, и говорилась исключительно моим голосом. Мой голос безупречен, в отличие от твоего.

…

Две секунды потребовалось, чтобы понять обладателя последней мысли.

Да ты вечность в душ не ходил. Как твой голос может быть даже выше нормального? Ты его вообще слышал? Слышал. Мы ведь все слышим собственный голос, когда говорим, хотя он немного отличается.

Это ведь ты сказал, верно? Просто я имею в точности такое же мнение, как и набор слов.

Ты это сказал. Не я. В смысле не я? А кто ты? Я — Майкл Отто. А я тоже. Ты? Дед что ли? Да.

Блять, ты издеваешься? Блять, ты издеваешься? Прекрати это, пожалуйста. Прекрати это, пожалуйста.

Чего ты добиваешься, дед? Чего ты добиваешься, Майкл? Тебе ведь миллионы лет; хрен ли такой хренью страдаешь? Тебе ведь двадцать пять лет; хрен ли наркотическим анальгетиком балуешься и куришь пачками?

Ты не забыл про отца? Нет, а что? А про Янника? Тоже нет, — я немного потёр виски. — Зачем спрашиваешь? Да так… Вдруг тебе интересно как они.

Интересно… — пробормотал я. — Скажешь?

Первый остался на Шовехере, а второй тебя ищет.

И как успехи у второго?

Да нормальные. Вон, даже не так давно проходом проходил.

Где?

Ты не помнишь? Ты же Сергея знавал, вот и рассказал он тебе про группу отчаянных искателей.

А-а… точно. Я вспомнил.

…

Я лёг на кровать, подставив скрещённые руки под голову.

…

Слушай, дед, а я говнюк?

Редкостный, — ответил он безапелляционно.

Не удивлён, — помотал я головой с закрытыми глазами. Не знаю, но почему-то от этой беседы мне даже стало легче. — И скольких я в сумме убил?

Своими руками или косвенно.

Оба.

Ровно тысяча сто семьдесят девять.

Воу… — без капли эмоций произнёс я. — Много ли это?

Во Всеобщей Республике бывали правители, которые своими действиями убивали триллионы и триллионов людей.

Немного.

Нет, потому что те политики и правители, а большая доля твоих убийств выпала на контрактную службу.

Быть может ты и прав…

Рад?

Чему?

Девушке своей.

Она не моя девушка.

А кто тогда? — с нажимом спросил дед.

…

Хуй её знает.

Ответь.

Не хочу.

Скажи ещё…

Не буду.

Прямо как сирота.

Сироты не говорят так.

А как тогда?

Они вообще никому никогда ничего не говорят, потому что их свобода выбора безгранична.

Ты им завидуешь?

Скорее ненавижу.

Из-за чего?

Они вольны делать как хотят и становиться кем захотят.

…

Неужели считаешь, что у тебя не было таких возможностей?

Никогда, — немного грустно произнёс я, идя на поводу ненавидимых эмоций, чего тогда я не заметил и не контролировал. — Меня с детства хуёво содержали...

У твоей семьи целое состояние.

Которое не принадлежало мне, — возразил я негромко.

Ты был ребёнком. Тебе и в помине ничего не могло принадлежать.

А ты думаешь, что я хочу быть богатым?

Нет.

Тогда с чего такая банальщина.

Стараюсь поддержать разговор со своим внуком.

…

Ты разве не разговариваешь с… дядей, например, а?

Обо мне знаешь лишь только ты из ныне живущих.

То есть остальные умерли?

Да.

А почему не откроешь тайну своим далёким родственникам?

Зачем? Чтоб понтануться? — басовито посмеялся дед моим голосом. — И видеть не хочу тот геморрой, который приносит знание о тебе в кругу твоих наследников.

…

Ты сожалеешь о том, что, например, все, кто тебя знает рано или поздно умрёт?

Нет, потому что все смертные умирают.

Даже ты?

Я — никогда. И меня это не устраивает.

Прошу, только не начинай серенаду о желании собственной смерти…

Не буду, можешь не беспокоиться, — уверенно заверил меня он.

…

Почему ты признался ей в любви, но ни разу ещё не проявил ни одного знака физической близости?

Я… не хочу сейчас ни с кем в романтику играть.

Ты ведь полон сил.

Да наркоман я, так и скажи.

Так брось.

Откуда тебе знать, как это сложно.

Я знаю, насколько это сложно. За всё своё существование насмотрелся я на этих упадших.

Так зачем так тупо говоришь?

А разве в жизни все проблемы не решаются просто?

Нет, и никогда, — не согласился я. — В детстве меня гоняли