счастлив? И окажется, что можно трахаться не на шелковых простынях, можно любить, не обращая внимания на место, время, чужое присутствие. Ты просто, блядь, счастлив, и все!

– Ты был счастлив? – Ада горько хмыкнула и убрала ладони, наконец-то встречаясь со мной взглядами.

– Я был счастлив, – сердце успокаивалось, кровь текла по венам весенним ручейком, щекоча своей лёгкостью. Мне не хотелось врать, играть и давить. Этот стихийный разговор был так нужен… Все эти годы больше всего я мечтал иметь возможность просто говорить с ней! Оттого и рыл постоянно базы данных, пытаясь найти её номер, чтобы просто позвонить и сказать: «Привет, Ночка, не спишь?» Но она пряталась!

– И оказалось, что для счастья не нужен дом на берегу моря, не нужны брендовые шмотки и охуенная тачка. Достаточно просто дать волю своему безумию, на которое у каждого человека есть право.

– У каждого… – Ночка улыбнулась. И в этой улыбке не было радости, там было так много горького послевкусия потери. – Ты думаешь?

– Почему ты перестала творить? – я решил сменить тему, понимая, что если ещё чуть-чуть углубиться в сожаление, то наше прошлое полезет из всех щелей, и волшебство нашего мгновения исчезнет. Ночка припала губами к бокалу вина, будто пыталась не сболтнуть лишнего. Она даже как-то нелепо обрадовалась, когда официант принес блюда и зажег свечи, потому что солнце окончательно закатилось за горизонт.

– Потому что это стало так неважно, – она ковырялась ножом в рыбе, сортировала овощи по цветам, сама того не понимая, что рисует даже сейчас. – Я просто продала несколько картин, с которыми могла более-менее безболезненно расстаться, и уехала. Думала, что буду скучать… Что рано или поздно желание рисовать снова вернётся! Но нет… Так что, Раевский, жизнь сама расставляет всё по своим местам.

– И ты считаешь, что этот порядок правильный? – я тоже отодвинул тарелку, потому что никто из нас не был голоден. – Если бы это было так, то за твоими работами не гонялись бы подпольщики. Помнишь набросок, что ты подарила Машке Липкиной на день рождения? Она продала его за баснословные деньги.

– Деньги-деньги-деньги… – Адка вспыхнула и вновь уткнулась лицом в ладони. Она трясла головой, пытаясь прогнать тяжесть мыслей. И я уже даже подумал, что Ада больше не заговорит… – Это невыносимо! Люди сошли с ума! Их больше не интересует ЧЕЛОВЕК! Им нужны статус, фирма, бабло! Знаю я и про Липкину, и про Галушко тоже знаю. Тот вообще мой альбом распотрошил и по одному листику продавал, зато газель купил. Так о каком искусстве ты говоришь? О том, что кого-то обогащает? Или о том, что мою душу опустошает?

– Подари мне «Танго у моря», – я вовремя заменил слово «продай», осознав, что не простит…

– Нет, – она качнула головой и стала смотреть, как танцует кончик зажженной свечи. – То, с чем я могла расстаться, уже давно по рукам ходит. А остальное навсегда останется со мной.

– А я? Я могу остаться с тобой? – эти слова вылетели сами, шокируя обоих откровением и честностью.

– Тебе нужно безумие, Денис. А у меня в душе пусто и гуляет ветер. Самым безумным поступком за двадцать лет было знаешь что?

– Что? – я буквально наступал себе на горло, не позволяя разговору свалиться в выяснение отношений. Пусть говорит то, что хочет! Пусть расслабится, а потом мы поиграем…

– Вернуться в родной город, который до сих пор кишит воспоминаниями прошлого. Улицы, люди, дома. Здесь даже воздух пахнет тобой, Рай. Вот только для чего? Почему ты вернулся?

– Не знаю, – я снова закурил и откинулся на спинку кресла. – Костя Каратицкий приехал принимать дела, да и меня за собой увлёк. И ты знаешь, я здесь ни разу не был с того момента, а оказалось, что воздух до сих пор пахнет сладостью персиков, солью песка и тобой. Да, у меня тоже новая, другая жизнь, да и работа моя далека от безумств, но сейчас…

– Что? – Я выдохнул, когда Ада убрала от лица руки. На ней не было ни грамма косметики. Смуглая кожа, аккуратные брови вразлёт, густющие ресницы и такие милые веснушки, рассыпавшиеся по носу. Её красота была настоящая, не липовая, не сделанная заботливыми ручками косметолога. От одного только взгляда на неё дыхание перехватывало, и ты летишь, как на сломанных американских горках, и молишься, только бы выжить!

– Но сейчас мне это просто необходимо! Давай, Ночка! Обещаю, что будет весело…

– Что ты задумал? – Ада чуть нагнулась над столом, всматриваясь в мои глаза. Она всегда понимала меня без слов… Вот и сейчас она громко ахнула и отчаянно замахала руками, что её тонкие серебряные браслеты жалобно зазвенели. – Нет! Рай! Ты что? Мне скоро сорок!

– Это всего лишь цифры! – успел перехватить её руку, сжал, проводя пальцем по ладони. – Ты не посмеешь отказаться…

– Не смей! – зашипела она, то бледнея, то краснея. Ночка стала оборачиваться, а когда увидела, что пустующие вокруг нас столики вдруг оказались заняты, и вовсе затряслась. – Денис, я умоляю тебя…

– Это мой вечер, – шепнул и поцеловал её в ладонь. – Ты либо со мной, либо начнется шоу…

– Ты не станешь… Я не верю!

– Ну ладно, ты трахнулась с теми мулатами из бара, но домой-то их зачем тащить? – мой голос постепенно набирал силу, делаясь отчетливым для посетителей ресторана.

– Он шутит, – Ада расхохоталась и обернулась, чтобы извиниться перед ближайшими столиками за нарушенный покой. – Заткнись, Раевский! Какого чёрта я тут делаю? Ведь знала, что ничего хорошего не выйдет. Ты точно такой, как был раньше…

– Мне продолжить?

– Ты не посмеешь, – Адка внезапно преобразилась. И румянец её стал далеко не смущенный, и во взгляде вдруг азарт появился. Её черные, как ночь, глаза вспыхнули слааабеньким пламенем, что было абсолютно ожидаемо. Моя Адель никогда не умела проигрывать… Она рубилась до смерти! Готова была идти на таран, только бы выиграть!

– Ты недооцениваешь людей, милая, даже в этом ресторане я найду ту, кто захочет стать третьей в нашей игре… – мой голос креп, как и предвкушение игры. Молодость… Это же сплошное безумие! Ты можешь трахаться на обочине, за кустами, целуешься назло всему миру! Творишь глупости, прощаешь и начинаешь заново… Это была наша любимая игра, правила которой покрылись толстым слоем пыли. Но я достучусь…

– Заткнись, Раевский! – вспыхнула Ада и вновь улыбнулась милой парочке за соседним столом, что так трогательно держались за руки, слушая переливы музыки. Благо наш стол стоял сбоку от сцены, и писк саксофона отсекал мои слова от большего числа посетителей, но мне и этого было достаточно…