– Да забыл я, сударь! Забыл, из головы вылетело, вроде какзатмение нашло! Вчера вечером, когда я к нашей норе вернулся, старик мой мне иговорит: «Эка, Сэм, - говорит, - ты тут? А я-то думал, вы с господином Фродо сутра ушли, то-то, смотрю, ключи не несут… Тут, слышь-ка, один странный типвыспрашивал меня про господина Сумникса из Засумок. Вот только что я его вЗаскочье спровадил. Чего мне в нем не понравилось, в толк не возьму! А-а! Вот! Якак сказал ему, что господин-то Фродо, мол, усадьбу свою оставил и уехал, такон зашипел аж! Жутко так мне стало!» Я, значит, спрашиваю старика моего: «Акакой он из себя-то?», а старик и говорит: «Ну уж не хоббит, это точно!Высокий, черный такой, а лица не видать. Надо быть, из Верзил чужедальних, иговорит чудно!» Меня времечко-то поджимало, не мог я больше слушать, вы же меняи ждали, сударь. Вообще-то я и внимания не обратил. Старик мой сдает совсем,глаза не те стали, а ведь темно уже было, когда этот приятель на него набежал.Старик-то мой по вечерам любит на околицу выйти, воздухом подышать. Может,вреда особого и нет в том, что он этому Верзиле сказал?

– Старика твоего винить не в чем, - успокоил его Фродо. - Яведь этот разговор слыхал. Стоял там за углом неподалеку. Чуть было не подошелспросить, кому я понадобился. Вот хорош бы был! Хоть бы ты пораньше мнерассказал! Мы бы поосторожнее были!

– С чего ты взял, что это тот же чужак? - удивленно спросилПиппин. - Не мог он нас выследить, мы тихо ушли.

– Может, выследить и не мог, - Сэм почесал в затылке, - авот вынюхать - вполне. А потом, старикан мой говорил: черный он был.

– Надо было Гэндальфа дождаться, - посетовал Фродо. - Аможет, еще хуже было бы, - пробормотал он минуту спустя.

– Я не пойму! - рассердился Пиппин. - Ты толькодогадываешься о чем, или знаешь про этого всадника?

– Не знаю и знать не хочу, - ответил Фродо, правда неслишком уверенно.

– Ну и держи свои секреты при себе! - фыркнул Пиппин. - Чтоделать-то будем? Можно бы перекусить, да от твоих разговоров про вынюхивающихВерзил с невидимыми носами у меня аппетит пропал. По-моему, лучше убратьсяотсюда подальше.

– Да, надо идти, - согласился Фродо. - Только не по дороге,а то как бы он вернуться не вздумал или другой какой не наехал. Пошли, доЗаскочья еще шагать и шагать.

Тени деревьев на траве истончились и вытянулись, когда ониснова двинулись в путь. Теперь шли не по дороге, а рядом, на расстоянии броскакамня. Это оказалось не так-то легко: высокая трава путалась в ногах, подлесокбыстро густел. Красное солнце мягко съехало за холмы, и вечер настал прежде,чем равнина кончилась и можно было снова выбраться на дорогу. Теперь она всезабирала влево, ощутимо спускаясь к речной пойме. Немного погодя повстречаласьтропинка, уходящая в древнюю дубраву на краю Залесья.

– Вот по ней и пойдем, - решил Фродо.

У самой развилки кстати оказалось огромное дерево. Жизнь внем едва теплилась, и неудивительно: от ствола осталась лишь тонкая оболочка, ався сердцевина превратилась в дупло, раскрытой щелью повернутое в сторону отдороги. Хоббиты протиснулись внутрь и с удобством устроились на мягкойподстилке из палых листьев и прелого дерева. Укрывище дало возможность спокойноотдохнуть и поесть. Однако переговаривались они тихо, время от времени чутковслушиваясь.

Когда путники снова выбрались на тропинку, пали сумерки.Западный ветер вздыхал в высоких кронах. Перешептывались листья. Сталобеспокойно, как часто бывает на лесных дорогах перед наступлением ночи. Быстротемнело. Меж деревьями на востоке зажглась звезда. Хоббиты шагали в ногу, этоподбадривало, а чуть погодя, когда звезд на небе прибавилось и они заблестелиярче, тревога прошла, и они думать забыли о копытах и всадниках. То один, тодругой принимался напевать (истинно хоббитская привычка - напевать при ходьбе,особенно если идешь к дому, а время - к полуночи). Обычно поют про ужин, прокровать, а тут вдруг Пиппин затянул прогулочную, хотя, конечно, про кровать иужин в ней тоже было. Слова принадлежали Бильбо, а мотив был древний, как этихолмы. Фродо выучил песню давно, во время прогулок с дядей по долине Водьи идолгих разговоров о Приключении.

Поют поленья в очаге,

Подушка ластится к щеке,

Но ноги сами нас несут

За поворот - туда, где ждут

Цветок, былинка, бурелом -

Их только мы с тобой найдем!

Ждите нас - холмы, поток-

Путь далек! Путь далек!

Камни, травы, луг в росе -

Ждите все! Ждите все!

За поворот! Там встретят нас

Безвестный путь, секретный лаз.

Их миновали мы вчера,

Но, может быть, теперь пора

Найти ту тропку в глубине,

Что мчится к Солнцу и Луне?

До свиданья - терн, репей…

В путь скорей! В путь скорей!

Плющ, шиповник, бересклет -

Всем привет! Всем привет!

Дом позади, мир - впереди.

Нам уготовано пройти,

Покуда шлет лучи звезда,

До грани ночи. А тогда -

Мир позади, дом - впереди,

Обратно позовут пути!

Тень и темень, мрак и ночь

Сгинут прочь! Сгинут прочь!

Дом, тепло, обед, кровать -

И поспать… И поспать…

Пиппин еще дважды звонко пропел припев, но тут Фродоостановил его:

– Тише! Опять копыта!

Они вслушались, замерев на месте. Действительно, издалекадоносился топот. Быстро и бесшумно они юркнули с тропинки в кусты и укрылись вгустой тени дубов.

– Не забирайтесь далеко, - предупредил Фродо. - Я хочупосмотреть.

– Ладно, - согласился Пиппин. - Только бы нас не унюхали.

Перестук копыт приближался. Убежище они выбрали не самоенадежное, но другое искать было поздно. Сэм и Пиппин притаились за огромнымзамшелым стволом, а Фродо - немножко ближе к тропинке. Она одна серела взвездном свете, а луны не было. Внезапно наступила тишина. Фродо вгляделся и струдом различил силуэт всадника. Он бы ничего не увидел, но фигура в седлемедленно раскачивалась из стороны в сторону, темнея на фоне деревьев. Коньостановился как раз против того места, где хоббиты сошли с тропы. Сомнений небыло! Фродо даже почудилось, что он слышит знакомое сопение. Тень соскользнулас коня! И вот уже, почти неразличимая во мраке, крадется к ним!