— Даже ночью?

— Да, если он проснется.

— Откуда ты все это знаешь?

— Я литературу читала.

— Какую еще литературу?

— По уходу за грудным ребенком.

— А тебе это зачем? — удивилась я.

— Затем. Думала, как стану женщиной,обязательно возьму из детского дома девочку и удочерю ее. Грудную, чтобы онадумала, что я ее настоящая мама. Я же не могу родить ребенка, но не хотелаотличаться от других женщин. Вот в больнице по вечерам штудировала нужнуюлитературу. Теперь за любым советом можешь обращаться ко мне, на любой вопросотвечу.

— Пойду поищу лопату!

— Хорошо, если бы их было две.

— Зачем?

— Чтобы копать вдвоем, неужели не ясно?

— Ты еще слабая после родов. Куда тебе землюкопать! Будешь стоять на шухере.

— Я и до родов неплохо копала, а уж теперь-то…

— Не говори ерунды.

Я тяжело вздохнула. Мне было страшно, что яоставила маленькую Дину совсем одну. Если со мной что-то случится, что будет сней? Господи, как страшно! Жив ли наш папка с улицы Академика Скрябина илискончался в больнице? Может быть, он до нее и вовсе не доехал. Все-таки пуля вгруди… Я даже не знаю, куда его увезли, в какую клинику, и не «югу егонавестить.

Ну почему у меня вся жизнь кувырком? Неужели яне такая, как все? Я постоянно за чем-то гонюсь и постоянно что-то упускаю вэтой жизни. Ну почему я не могу иметь то, что хочу, и не могу быть рядом с тем,с кем хочу? Мне ведь всегда хотелось иметь одного-единственного мужчину,который бы был ТОЛЬКО МОЙ И НИЧЕЙ БОЛЬШЕ. Интересно, а вообще бывают счастливыелюди? Как же сильно я хочу вернуться на родину и как же страстно и преданно яее люблю. Еще совсем недавно я мечтала только об одном — уехать от этой нищетыи равнодушия окружающих, забыть мир, в котором выживают только те, кто умеетворовать, где все куплено. Только сейчас и здесь я поняла, как сильно люблюсвою непутевую родину и как мечтаю вернуться обратно. Я болею за нее душой ихочу ей помочь, хотя понимаю, что не могу ничего сделать, ничего.

— О чем задумалась? — перебила мои мыслиГалина.

— Да так.

— Ладно, думать некогда, пора действовать.

На пожарном щитке висела небольшая лопата,которая так и просилась в руки.

— Одна, — грустно покачала я головой.

— А нам одна и нужна.

— Вторая может быть у могилы. Когда я капала именя увидел Лев, я же бросила ее там.

— Точно! Хреново, если Лев очухался и решилпроверить то место, где ты копала. Вдруг он выкопал эту бабу и прошмонал еекарманы!

Небольшой порыв ветра слегка приоткрыл дверьмотеля. Мы испуганно переглянулись.

— Что это? Странно, что дверь не закрыта нащеколду.

Галина ничего не ответила и распахнула дверьпошире. Мы вошли в коридор. Дверь в комнату стукачки тоже была открыта. Галинатихонько вскрикнула и прислонилась к стене. С кровати, где обычно спаластукачка, свисали мужские ноги, одетые в черные, довольно модные ботинки. Япочувствовала, что задыхаюсь. Первой опомнилась Галина. Взяв меня за руку, онавошла в комнату. На кровати с черным отверстием во лбу лежал браток, которого явидела всего один раз, когда он сидел в столовой рядом с Диной, вытирающейокровавленный нос. Все говорило о том, что стреляли в упор. Я поймала себя намысли о том, что его судьба не вызвала у меня жалости или сочувствия. Он былочень крупным, весил более ста килограммов. Жирное неподвижное лицо напоминаломерзкую дохлую крысу.

— Ты его знаешь? — нарушила молчание Галина.

— Да.

— Кто это?

— Я не знаю его имени. Знаю только, что ондовел Дину до смерти. Когда понял, что она умирает, пытался вызвать врача, ноуже было поздно.

— Все понятно. Значит, собаке собачья смерть.

— Собаке собачья смерть, — повторила яГалинины слова.

На полу валялся пистолет, который, по всейвероятности, был брошен убийцей. Галина подняла его и проверила обойму.

— Смотри-ка, боевой. Даже патроны в патронникеесть. И какой дурак его выкинул?!

— Брось, он же засвеченный. Из него стреляли,сейчас на нем числится преступление.

— А нам-то что до этого преступления? —возразила Галина. — Мы же не дураки отказываться от оружия. Если эту пушкуподберем не мы, то подберут другие. Пушка нынче в цене, да и мало ли, может, ипригодится.

— Ты предлагаешь взять ее с собой?

— Ну понятное дело, не оставлять же ее здесь.Хороший пистолет. 32 калибр.

— Делай как знаешь, — еле слышно пробормоталая.

— С пистолетом нам будет намного спокойнее. Атеперь уходим. У нас своих дел по горло.

В это момент снизу, по всей вероятности, изподвала дома, послышались громкие, почти нечеловеческие крики, прерывавшиесятаким страшным стоном, от которого застывала кровь в жилах.

— Что это? — спросила я едва слышно.

— Понятия не имею. Ужас какой-то… Вопльповторился. Я съежилась и потянула Галину к выходу.

— Берем лопату и уходим отсюда к чертовойматери. Я не могу это слышать.

— А вдруг кому-то нужна наша помощь?

— Но мы не можем помочь. Дома нас ждет груднойребенок. У нас нет времени, — настаивала я.

— А если бы эта помощь потребовалась тебе? —жестко спросила Галина.

— Мы должны думать о ребенке, — повторила я. —То, что происходит здесь, нас не касается.

— А если помощь нужна беременной девушке,которая сюда приехала за тем же, что и ты?!

Эти слова произвели на меня должноевпечатление, и я сдалась.

— Ну хорошо. Только помни, у нас мало времени.

— Знаю. — Галина чмокнула меня в щеку иповертела пистолет в руках. — Нам теперь бояться нечего. Мы с оружием.

Обойдя мотель с противоположной стороны, мыподошли к двери в подвал и стали тихонечко спускаться по ступенькам…

— Мы только посмотрим, что там внизу, и все, —шепнула Галина. — Мы быстро.