Алан понуро выслушал эту лекцию и сказал:

– Как хочешь. Вот тебе на всякий случай моя визитка. Может, когда-нибудь передумаешь, тогда дашь знать.

Я ее долго хранил, но потом все-таки куда-то задевал. В течение следующего десятилетия у меня так и не возникло позывов изменить отношение к перспективе стать английским шпионом.

Надо отметить, что, несмотря на внутреннее напряжение, беседа наша, как и обе предыдущие, протекала вполне умильно. Мы без конца корчили улыбчивые гримасы, поддерживали друг друга за локоток, увлеченно советовались, какой сувенир подобрать дражайшей половине и деткам. В общем, ворковали, как два голубка, только один еще сидел в ведомственной клетке, а другой подлетел к нему уже со свободы. Оба это подсознательно понимали.

Проводив Алана до такси, я начал корить себя за извечную вспыльчивость и недостаточную рациональность. Разве не дурак?! Надо было подробно узнать, что именно он от меня хочет, что за условия предлагает, в том числе какое количество сребреников посулит. Упустил такой шанс собрать интереснейшую оперативную информацию, а отказаться всегда успел бы. Но, как известно, после драки…

Со мной это, к сожалению, часто бывает. К тому же Алан вряд ли выдал бы все на этой встрече, а вступать в новые контакты с его коллегами, которые вполне могли оказаться более жесткими, не входило в мои планы.

В Москве я, ничего не скрывая, рассказал о вербовочном подходе нескольким близким друзьям, занимавшим в ту пору высокие генеральские должности в СВР.

Один из них отреагировал на это примерно так:

– А нашим внутренним контрразведчикам ты рассказывал? Нужно бы. Надо же, какие сволочи! Что за наглость!

Через пару недель я увиделся в Москве с Питером Батлером, приехавшим из Лондона. Тот сказал, что уже в курсе, и передал мне подарок от Алана – компактный диск с записью песен фадо в исполнении Амалии Родригез. Точно такой же репертуар, что и на магнитофонной кассете, купленной мною. С другой стороны, намек на то, что я был под очень плотным контролем португальского наружного наблюдения.

Не знаю, что Алан написал про меня в своем отчете о неудавшейся попытке вербовки в Португалии. Видимо, ничего хорошего, ибо за три года, последовавшие за нашей встречей, мне удалось выехать только в Грецию на отдых по национальной визе.

С греками оказалось все на редкость просто. Волнуясь, я подошел к паспортному контролю в афинском аэропорту. Верная жена стояла сзади, мечтательно смотрела на море, маячащее вдали, но готова была улететь с мужем домой, так и не искупавшись.

Пограничник пробил мой паспорт по компьютеру. По его лицу видно было, что он узнал очень много интересного обо мне.

Чуть поколебавшись, красавец-офицер спросил:

– Деньги есть?

– Да.

– Сколько?

– Тысяча долларов.

– Покажите.

– Вот.

– Проходите.

Вот так, оказывается, Греция соблюдала свои обязательства по НАТО! Тысяча баксов, предназначенная для трат в его стране, оказалась для пограничника весомее натовского черного списка.

Подход с другого конца Европы

В конце лета 1998 года в Москву приехал мой финский партнер по кадровому бизнесу и пригласил меня в Хельсинки на юбилей его фирмы. Якко знал о моем шпионском прошлом, и оно его ни капельки не волновало. Наоборот, он рассказывал всем направо и палево, что партнерствует в России аж с генералом КГБ.

За обильным возлиянием в ресторане гостиницы «Националь» Якко обещал в два счета решить мои визовые проблемы, поскольку близко знаком с министром юстиции Финляндии.

Он схватился за мобильник и радостно закричал:

– Хей, Юкка!

После этого начался разговор по-фински.

Министр Юкка явно был озабочен неожиданной просьбой, но еще до конца нашего ужина сделал ответный звонок. Он сказал, что финские власти готовы дать господину Баженову визу ровно на сорок восемь часов, однако с условием, что тот согласится на встречу с официальными представителями местной службы безопасности.

Встретиться с финнами? Да мне это раз плюнуть, после того как я самих англичан оставил с носом!

Только мы с женой и партнером из Петербурга подъехали с хельсинкского вокзала к гостинице, ко мне подошли двое представительных мужчин, вежливо представились как Йорма и Харри и попросили уделить им минут двадцать-тридцать.

– Можно мне душ принять после поезда? Буду минут через пятнадцать.

– Да, господин Баженов. Ждем вас в лобби.

Освежившись и состроив приветливую гримасу, я спустился к спецслужбистам, попивающим кофе. Они предложили мне побеседовать за ланчем в ресторане либо в их служебной машине. Я предпочел второй вариант в надежде на то, что таким образом потрачу меньше времени на эту обязательную процедуру.

В тот день в Хельсинки как из ведра лил дождь. Машина, которую вел Йорма – Харри расположился рядом со мной на заднем сиденье, – почему-то остановилась у еврейского кладбища. Бесконечные ряды почти одинаковых серых надгробных камней добавляли жутковатости пейзажу и без того безысходно мрачному, состоявшему из серой завесы дождя и свинцового неба. Дождик неприятно заливался в окна, которые мы были вынуждены открыть, чтобы избавиться от духоты и влажного испарения. Автомобильный приемник наигрывал финские национальные мотивы типа летки-енки, популярной в СССР.

Харри, щупленький человечек лет тридцати пяти, в очочках и со светлой бороденкой, был, видимо, за старшего. Он держался очень серьезно, но явно волновался. В самом начале разговора этот субъект произнес какие-то ни газы из юридических документов, извещающие о моих правах – отвечать или нет на вопросы, требовать адвоката или что-то в этом духе.

Покончив с формальностями, он вдруг неожиданно сказал:

– Мы знаем о вас очень многое. Например, что вы – ученик Кима Филби. Интересно, чему он вас учил?

– Вы хотите, чтобы я прямо здесь, у еврейского кладбища, в течение двадцати минут пересказал вам весь курс?

– Да нет, это я так, – ответил Харри, даже не сподобившись улыбнуться. – Мы действительно знаем о вас многое от наших английских друзей. Вы работали в Третьем линейном отделе ПГУ, занимающемся, как известно, не только Британией, но и Скандинавией с Финляндией. Нам было бы интересно получить от вас некоторую информацию, касающуюся нашей страны.

– И что это за информация, позвольте узнать?

Тут Йорма перегнулся с водительского сиденья и начал показывать мне альбомы с ламинированными черно-белыми фотографиями. Некоторые из них были весьма старыми, плохого качества. Финны указывали пальцами на то или иное фото и спрашивали, знаю ли я данного персонажа. Я узнавал лишь отдельные физиономии. Среди них были и те люди, которых мы уже давно похоронили. Как я потом понял, мне был продемонстрирован весь набор советских представителей в Финляндии за последние три десятка лет и подозревавшихся в работе на разведку КГБ или ГРУ.