бежит ко мне по полю. Его руки были широко раскрыты, готовые обнять меня, а темные глаза горели страстью. Помню, как он снял свою кепку так, что его волосы взметнулись вверх, и как у меня от счастья закружилась голова, когда он сгреб меня в свои объятия. Как сердце забилось быстрее, когда я услышала его фразу: «Моя дорогая Вери», произнесенную с экзотическим итальянским акцентом. Я, совсем еще юная девушка, впервые осознавшая собственные желания, раздавленная тоской по родителям, наслаждающаяся появлением этой новой, запретной любви…

Голос сэра Робера возвращает меня в реальность.

– Позвольте спросить, если вы не возражаете, но что с ним случилось?

Я качаю головой.

– Война расправилась с ним так же, как с тысячами других храбрых молодых людей; Я всегда считала, что мой Джованни не дождался окончания войны. Если он выжил, то значит он так и не вернулся за мной. Так и не узнал, то у него есть сын. Любовь как скользкая рыба. Многие могут поймать ее на крючок, но не каждый сможет удержать её в руках.

Я замечаю, что сэр Роберт и сам погрузился в воспоминания. Он перевел разговор на меня, но я не дам ему так легко отделаться.

– А вы когда-нибудь любили? – я просто не могу не спросить.

Его глаза расширяются.

– Не могу сказать, что не любил, – осторожно отвечает он.

Это неоднозначный ответ, и я жду, когда он скажет что-то еще. Повисает тишина, она наполняет комнату и смешивается с ароматом фрезии и легкими нотками цитруса от моей парфюмерной воды Estée Lauder, которой я ранее намазала шею и тыльную сторону запястий. Сэр Роберт выглядит так озадачено, будто решает сложное математическое уравнение. Его губы плотно сжаты. Я потягиваю свой какао и размышляю, будет ли уместно задать ему еще один вопрос. Только я решаюсь всё же его задать и мысленно формулирую, как лучше это сделать, когда он наконец произносит:

– Вы, наверное, думаете, что я законченный трудоголик.

На самом деле, мое воображение подкидывало мне куда более интересные варианты, но я согласно киваю.

– Полагаю, это неизбежно.

– Вы правы, – резко отвечает он. – Я законченный трудоголик. Ну что же, думаю я с сожалением, повезло его работе.

21

ПАТРИК

Ванкувер, Канада

Я потихоньку привыкаю к благам цивилизации, но Ванкувер – это нечто. Повсюду сверкающие небоскребы, с одной стороны города – горы, с другой – блестящая морская гладь. В городе полно ухоженных парков, модных баров и кафе, и если бы мне нравилось ходить по магазином, то тут был бы рай для меня. Витрины – произведения искусства, на некоторых красуются шикарно одетые манекены, на других можно найти полный ассортимент спортивного и походного инвентаря, на третьих – самая разнообразная домашняя утварь, купить которую придет в голову только самым богатым слоям общества. Я меряю шагами комнату и гадаю, какого черта я здесь забыл.

Знаю, город должен меня впечатлить, но на самом деле я почти ничего не соображаю. В моей голове крутятся две навязчивые мысли. Они сменяют одна другую, будто работает переключатель – Терри и мой отец. Иногда мысли о Терри включают остров Медальон, его пейзажи и колонию пингвинов Адели на заднем фоне, лица Майка и Дитриха, даже мордочка Пипа и его смешные выходки… Но в основном я просто думаю о Терри. Я все еще чертовски зол на неё. Когда-то мне казалось, что она идеал и что мне несказанно повезло. Но теперь я задаюсь вопросом, а не влюбился ли я в неё только потому, что это была единственная женщина в радиусе тысячи миль.

Потом приходят мысли об отце. Навязчивое желание узнать правду. Страх этой правды никуда не делся, но теперь он разбавляется проблесками надежды. Завтра я встречаюсь с Дениз Перри, приемной кузиной моего отца, которая знала его в детстве. Наверняка она расскажет мне что-то? Я очень хочу получить ответы, надеюсь на откровенный разговор с ней. Мне очень нужно, чтобы вся эта история имела смысл.

Трудно осознать, что я нахожусь здесь, в городе, где вырос мой отец и провел большую часть своей жизни. Я опускаю взгляд на свои ботинки, когда они ступают по улицам Ванкувера, и меня охватывает мысль, что возможно именно тут раньше ходил и он. Я останавливаюсь на мосту и смотрю вдаль. А он останавливался на этом же мосту, когда жил здесь? Я ем вафли в кафе. Вдруг он тоже ел здесь вафли? Было бы здорово почувствовать какую-то связь с отцом, но пока этого не произошло. Я хотел бы, чтобы здесь была его могила. Тогда я мог бы навестить его. Но тело моего отца так и не нашли в пропасти, куда он провалился много лет назад.

Удивительный факт: в Антарктиде у меня было друзей больше, чем в Болтоне. А в Ванкувере я не знаю вообще никого. Этот город кишит нарядно одетыми людьми в цветной шерстяной одежде, они шагают рука об руку, болтают и смеются, а иногда даже замечают меня и удивляются, как такой жалкий ублюдок оказался здесь.

Даже моя тень выглядит одинокой, когда следует за мной по широким мостовым. Вот бы бабуля была сейчас здесь, и мы могли бы вместе искать информацию об отце, но сэр Роберт и пингвины, видимо, для неё сейчас важнее. Наверное, я не могу ее винить за это. Просто так совпало… И вообще, она только тормозила бы меня, если была бы здесь. Должно быть, ей показалось, что мне тоже нужна какая-то цель в жизни. Наверное, она права. Иногда я и сам сомневаюсь в своем здравомыслии. Мой разум – мусорная свалка, заваленная всем дерьмом, которое приключилось со мной в жизни. Самоубийство матери, приемные семьи, первая встреча с бабушкой всего полтора года назад, потом она оказалась на волосок от смерти, а я попал в Антарктиду, затем расстался с Терри, прыгнул на корабль и поплыл домой…

– Домой? Какой еще дом? Нет у меня никакого дома, – ворчу я про себя.

В моей голове рождается соблазнительный образ: два растения в горшочках, которые когда-то росли в моей квартире – Труляля и Траляля. Я бы всё сейчас отдал за косячок. Интересно, где в Ванкувере можно раздобыть наркотики?

Я захожу в какую-то забегаловку, закидываю в себя немного вредной пищи, а потом жалею об этом. С завтрашнего дня я начну нормально питаться. Затем я возвращаюсь в своё временное пристанище. Это отель, который выбрала и оплатила бабуля. Я бы точно выбрал что-то подешевле, но