больше нечем заняться, ты могла бы принести мне кофе, вместо того, чтобы стоять в дверях, как истукан, – говорит Майк.

Я прихожу в себя.

– Хорошо. Сейчас принесу.

В кухне уютнее, чем в лаборатории, и я только рада занять руки работой, для которой не нужно напрягать мозг. Включаю чайник, снимаю с крючка кружку, достаю с полки банку растворимого кофе, засыпаю одну ложку с горкой и жду, пока закипит вода.

Когда Дитрих вернется, придется поставить их с Майком в известность. Раньше мы еще на что-то надеялись, но, похоже, программа по изучению пингвинов острова Медальон действительно подходит к концу. Мое сердце разрывается за них обоих. Уверена, что хотя бы Дитрих сумеет найти себе занятие по душе – возможно, отправится в тур по австрийским университетам с лекциями о пингвинах. Но Майк? Продолжит ли он работать на благо сохранения птиц где-нибудь в другом месте? Или вернется в Челтнем к Шарлотте?

Сообщить остальным тоже будет непросто. Родители не будут знать, ликовать им или горевать. Они, конечно, порадуются возвращению паршивой овцы в родное стойло, но… едва ли перспектива появления на свет паршивого ягненка покажется им такой же лучезарной. Ах, как бы они хотели, чтобы я «остепенилась», но в их понимании это означало бы устроиться на офисную работу, взять ипотеку и найти мужчину, который оставит свой автограф в свидетельстве о браке. И все это, опять же, в их представлении, должно произойти прежде, чем какой-то ребенок столь бесцеремонно заявит о своем присутствии в моей жизни.

Я закрываю глаза и пытаюсь представить свою жизнь в Великобритании с маленьким ребенком. Работу в сфере экологии, тем более совместимую с образом жизни матери-одиночки, найти трудно, а значит, я буду вынуждена годами сидеть без дела, полагаясь на пособие по безработице. Я буду жить в муниципальной квартире с картонными стенами и подержанным диваном, который мне совсем не нравится. Рядом с моей кроватью будет стоять детская колыбель, в которой по ночам будет плакать мой ребенок. Жизнь превратиться в череду кормления грудью, смены подгузников, натягивания распашонок и вязаных свитеров на маленький теплый комочек, исторгающий фекалии, отрыжку и сопли. Если повезет, родители будут время от времени навещать меня и нянчиться с малышом, непроизвольно выражая свое осуждение, хотя и будут стараться это скрывать.

Патрик, когда узнает, может захотеть, а может и не захотеть иметь с ребенком ничего общего. Это загадка для меня. Я по-прежнему ужасно скучаю по нему, и мне жаль его, ведь я понимаю, что ему сейчас тоже непросто… но когда я думаю о том, как он нас бросил, я категорически не хочу его видеть, никогда. Все это очень запутанно.

Чайник начинает свистеть и, достигнув пика крещендо, выключается. Я наливаю воду в кружку и добавляю совсем чуть-чуть молока, оставляя кофе практически черным, но не совсем, – как любит Майк. Погруженная в свои мысли, я несу кофе в лабораторию и ставлю на стол.

– Не туда же! – восклицает Майк.

Я поставила кружку слишком близко к распечаткам с данными, которые рискуют быть испорченными, если опрокинуть на них жидкость.

– Мог бы просто сказать спасибо, – говорю я ему.

– Спасибо, – отзывается он быстро, но ворчливо.

– Не за что.

Я умею быть милой, но сейчас мне этого совсем не хочется.

23

ВЕРОНИКА

Остров Болдер, Фолклендские острова

– Дорогие зрители, я с удовольствием сообщаю вам о том, что мы благополучно прибыли на остров Болдер, один из целого ряда славных своей пышной природой островов огромного архипелага, образующего Фолклендские острова.

Я совершенно спокойна и полностью уверена в себе. Горстка рваных облаков проплывает по бескрайнему ясному небу, которое простирается во всех направлениях и кажется даже более безбрежным, чем небо Шотландии. Передо мной волнами раскинулись зеленые склоны холмов, поросшие колючей травой. Средь тонких лент ярко-синих ручьев виднеется россыпь пасущихся овец. Но мои зрители пока не видят этого, потому что камера сфокусирована на моем лице.

Я уделила самое пристальное внимание своему макияжу, но как бы я ни корпела над прической, все мои усилия пошли прахом из-за рьяного порывистого ветра. Остается только надеяться, что все еще выгляжу презентабельно.

– В настоящий момент я изо всех сил пытаюсь игнорировать смену часовых поясов, чтобы как можно скорее вы увидели на своих экранах еще одну птицу, которая водится здесь в изобилии и столь же обезоруживающе коммуникабельна, как и все прочие представители этого семейства: папуанский пингвин.

Я делаю паузу, и камера отъезжает, демонстрируя зрителям, что я стою в самом центре колонии. Эти пингвины около двадцати дюймов в высоту и очень красивы. У них ярко-оранжевые клювы и белые треугольные пятнышки над глазами, образующие некое подобие чепчика на голове каждой птицы. А еще у них белесо-розовые перепончатые лапы и длинные хвосты – как мне сказали, среди всех видов пингвинов, эти – самые хвостатые. Здесь собрались сотни птиц. Одни отсиживаются в гнездах, которые представляют собой округлые насыпи из мелких камней, а другие возятся с юными, еще неоперившимися птенчиками. Некоторые взрослые пингвины запрокидывают головы и издают громкие трубные кличи. Мне приходится говорить с надрывом, повышая голос, но меня это не тревожит: пингвиний клекот – мед для моих ушей.

– Фолклендские острова могут похвастаться самой большой популяцией папуанских пингвинов в мире, – продолжаю я. – Как можно понять по их оживленному скоплению, сейчас идет сезон гнездования, и птицы облюбовали себе удобное местечко неподалеку от берега, в непосредственной близи к источнику рыбы, а высокая трава обеспечивает им относительную защиту от ветра.

Волоча за собой торчащий из-за спины хвост, ко мне семенит толстый пингвин. Я машинально приподнимаю свою сумочку, убирая ее подальше от его клюва.

– Э, нет, – говорю я ему. – И думать не смей.

Птица, видимо, расценивает это как вызов и тянет шею в сторону моей сумочки, издавая пронзительный крик, поэтому я перекладываю сумку в другую руку. Пингвин следует за ней, огибая меня по кругу. Я снова меняю руки, и пингвин снова устремляется к сумочке с решительным выражением в глазах. Наш танец продолжается несколько минут, прежде чем птица теряет интерес и вразвалку уходит.

– Отлично! Это точно пойдет в эфир, – заявляет Лиам, высовываясь из-за камеры.

Дейзи смеется и машет мне рукой на протяжении всей съемки. Кажется, целая вечность прошла с тех пор, как мы были в Баллахеях, и я рада видеть ее снова, тем более такой счастливой. Звучит команда «мотор», и ее матери приходится то и дело шикать, прося ее быть потише. Девочке нравится видеть