– Скажи, – настаивала я, – проклятие и впрямь имеет такуюсилу?

Замкова глубоко вздохнула.

– Не хочу тебя расстраивать, но да. Слова, произнесенные вгневе или плохом настроении, могут нанести непоправимый вред. Вот почему япризываю никогда не говорить детям фразы «Пошел к черту» или «Леший тебязабери». Может исполниться. А уж проклятие! В особенности материнское илиотцовское!

– Михаил мне не родственник!

– Это не особо улучшает картину, – вздохнула Алла.

– И что делать?

– Умоляй его снять проклятие! Кто наложил, тот и избавитьможет.

– А ты не сумеешь?

Замкова покачала головой.

– Слабо. Между прочим, не верь всяким колдунам, пишущим вобъявлениях «Освобожу от проклятия». Избавить от напасти может только служительправославной церкви, причем не рядовой священник, а монах желательно…

И тут зазвонил мой телефон.

– Мать, – раздался голос Аркадия.

– Что? – завопила я. – Что еще произошло?

– Незачем так орать, – отрезал сын, – можно подумать, ячасто тебе мешаю! Уж и позвонить нельзя! Хороша родительница!

– Говори скорей, – приказала я.

– Ничего особенного, – хмыкнул сынуля, – джип угнали.

– Твой?

– Нет, – ответил Кеша, – чужой.

– Тогда почему волнуешься?

– Мать, – ледяным голосом возвестил наш адвокат, –заканчивай изображать идиотку, естественно, мой!

– Как? «Линкольн-Навигатор» с тройной системой защиты иблокировкой колес? Где? Зачем?

Аркашка вздохнул.

– Возле харчевни «Елки-палки» на Тверской, я заехал салатиксхарчить. Дорогой, однако, закусон получился, тысяч на сто «зеленых». А всяхваленая защита и блокировка колес ерундой оказались. Прикинь, я через окноувидел, как он отъезжает! Бросился к выходу, но сама понимаешь, не поймал. Такчто приеду поздно. Сначала отправлюсь к клиенту, а затем в салон, за новойтачкой.

– Может, еще найдется джип, – растерянно протянула я.

– Ха, – отозвался Кеша, – никому не находят! Впрочем,позвоню Дегтяреву, пусть попросит кого надо, только это пустые хлопоты. Нупокедова!

Я растерянно смотрела на тонко пищащую трубку. Зайка,отстраненная от эфира, Манюня, сначала засыпанная осколками, а потом попавшая ваварию, едва не утонувшие Севка с Тузиком, теперь еще и угнанный джип… Чтодальше?

Сев в «Форд», я позвонила полковнику.

– Дегтярев, – рявкнула трубка.

– Как дела?

– Если имеешь в виду Каюрова, то ему предъявлено обвинение вубийстве Маргариты Назаровой.

– Хочешь сказать, тебе все ясно?

– Да.

– Знаешь, мне кажется, это не он! Может, поискать другогопреступника?

Из мембраны донеслось напряженное сопение. Так дышит Хуч,когда я отнимаю у него изжеванный носок или тапку.

– Дарья, – отмер приятель. – Ты можешь объяснить, как вофранцузском языке образуется прошедшее время глаголов?

– Естественно, – изумилась я, – а при чем тут грамматика?

– При том, – гаркнул Александр Михайлович, – при том, чтолучше занимайся своим делом и не суй нос на чужую территорию! Кстати, ты одиниз основных свидетелей.

– Я хочу изменить свои показания. – быстро сказала я, – яошиблась, не могу точно сказать, кого видела в лесу, и про завещание Назаровойнапутала. Мы выпили, вот и…

– Дарья, – прошипел приятель, – у меня на плечах, кромеКаюрова, десяток других дел лежит, далеко не таких ясных. Так что извини,недосуг ерундой заниматься. Каюров – убийца, и мотив понятен. Деньги!

– Но…

– Отвяжись!

– Послушай…

– До вечера, – буркнул полковник и отсоединился.

Я вновь набрала его номер. Но трубку никто не снимал. То лион вышел из кабинета, то ли не хотел общаться со мной.

Следующие полчаса я провела в машине, искурив почти целуюпачку «Голуаз». Что ж, спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Придетсямне искать убийцу самой. Пока что домашние остались живы и относительноздоровы, но ведь неизвестно, как будет действовать проклятие завтра.

В Зыбкино я прирулила около обеда. Увидав меня, Галкаобрадованно заорала:

– Дашутка! Все знаем, нам из милиции звонили, но какая тымолодец! Каролина твоя!

– Погоди, – поморщилась я, – лучше скажи, в тот день, когда произошлоубийство Лены, кто-нибудь еще был у вас?

– Нет, – пожала плечами Галя, – а что?

– Ничего! – буркнула я и попросила: – Можно осмотреть двор иконюшни?

– Конечно, – удивленно ответила Верещагина, – а зачем?

– Мне надо.

– Ходи, пожалуйста, везде, – разрешила хозяйка.

Я начала осмотр. Большой дом из красного кирпичарасполагался не так далеко от въездных ворот. От него шли в разные стороныдорожки. Самая широкая вела к конюшням.

Двор был в изумительном порядке, листва сметена в кучи,скамейки закрыты пленкой. Почти хирургическая чистота царила и вокруг конюшен.Я распахнула двери и вошла внутрь теплого помещения, терпко пахнущего лошадьми.Торчащие над денниками головы разом повернулись, и на меня уставилось множествокарих глаз. Из угла донеслось ласковое ржание, я пошла по проходу кприветствовавшей меня лошади. Это оказалась Каролина.

– Здравствуй, милая, – проговорила я и вытащила из карманасахар.

Каролина вежливо взяла угощение, но съела его не слишкомохотно. Тут только я вспомнила, что сладостям кобыла предпочитает черный хлеб ссолью, и виновато сказала:

– Извини, Кара, в следующий раз прихвачу твой любимый«Бородинский»…

Лошадь шумно вздохнула и коротко всхрапнула, словно сказала:«Да».