В сущности, огонь, как и прочие стихии, не были страшнывампирам. Горели те крайне плохо, кожа, волосы могли почернеть, но черезкакое-то время, в зависимости от тяжести ожогов, происходило восстановление.Поэтому инцидент с рыжими дамами никого сильно не взволновал.

Проходя мимо Анжелики, на этот раз явившейся без паука,девушка с трудом оторвала взгляд от изящного изгиба ее шеи. И в который разпосочувствовала мужчинам, обреченным любоваться этой роскошной красавицей, знаянаверняка, что их чувства останутся без ответа.

Анжелика приподняла руку и помахала в воздухе пальчиками сдлинными красными ногтями.

— Бонжур, куколка, — певуче протянула она, растягивая алыегубы в хищной улыбке.

Может, кому-то могло бы показаться обращение «куколка» вовсене обидным, но бывшая пассия Лайонела знала больные места, куда нужно бить, ине стеснялась.

Катя решила не оставаться в долгу и картинно изумилась:

— Дорогая, где же твоя корона? — И словно только вспомнив,воскликнула: — Ах, прости, забыла, что ты тут больше не королева.

— Вижу, пособие «Уроки язвительности для маленьких девочек»пошли тебе на пользу.

Катя со всей беззаботностью, на какую была только способна,повела плечиком, проронив:

— Лайонелу нравятся маленькие девочки. Впрочем, это ужеизвестно.

Глаза соперницы превратились в черные бездонные пропасти.

— Не долго тебе осталось ликовать, — одними лишь кровавымигубами произнесла она. — А после, я еще подумаю... возможно, сделаю тебя своейличной прачкой. А надоешь мне, отправлю в бордель, к другим маленьким девочкам.Самое подходящее место для дешевых кукол.

Кате хотелось накинуться на нее, чтобы растрепать этиидеально уложенные золотистые волосы, выцарапать черные угли глаз,располосовать белоснежную идеальную кожу прекрасного лица. Но она сказала:«Рада была поболтать, увидимся еще» и двинулась к напиткам. Братья последовализа ней.

Вильям уже ждал ее возле стола с бокалом крови.

— Тебе обязательно с ней постоянно цапаться? — едва слышноспросил он.

Девушка хотела гневно воскликнуть, что не может и не хочетсдерживаться, но слова застряли в горле.

Молодой человек подождал и, не дождавшись ее возражений,продолжил свои нотации:

— Страшнее брошенной женщины может быть только брошеннаяАнжелика Тьеполо. Она просто так не успокоится, ты же знаешь...

— Тихо, — резко приказала Катя, сосредоточенно глядя в однуточку. И даже не обратив внимание, как обиженно замер молодой человек, зажалауши ладонями.

— Что с тобой? — испугался Вильям.

Катя уставилась на него расширенными от ужаса глазами и струдом выдавила из себя:

— Что-то не так...

— Тебе плохо? Больно? Объясни? — Засуетился молодой человеквокруг нее.

— Нет-нет, — затрясла она головой, повторяя: — Что-то нетак, что-то не так...

Вильям взял ее за плечи и потребовал:

— Скажи, что с тобой!

Она скинула его руки и отшатнулась.

— Не со мной!

Теперь ей стали ясны слова Георгия: «Просто хотел убедиться,что все в порядке». Зал перед глазами вдруг поплыл. Лицо с яркими зеленымиглазами сделалось нечетким, как если бы она смотрела на него через мокрое отдождя стекло.

— Катя, Катя, — звал Вильям. — Почему ты плачешь?

Она не чувствовала слез, как те катятся по щекам, ей простобыло невыносимо больно. Как будто из глаз сыпались острые осколки стекла,царапая кожу снаружи и изнутри, оставляя кровавые шрамы на самом сердце.

Ей было абсолютно безразлично, что все, во главе сАнжеликой, смотрят на нее. Хотелось зажать уши, чтобы разом отключить всевнешние звуки и бежать отсюда туда, где стоит до звона в ушах кристальная тишина.

Вильям взял лицо девушки в ладони и просил посмотреть нанего. Он еще что-то говорил, но она не слушала.

Катя вытерла глаза, размазав макияж, который Ксананакладывала целых полчаса, и бросилась прочь из зала.

Выскочила на улицу, скинула туфли, вихрем пронеслась поподъездной аллее до пустынного мокрого шоссе. Ветер разметал по обнаженнымплечам волосы, остудил глаза, горящие от осколков слез.

Она услышала, как ее зовет Вильям, и, не раздумывая нисекунды, побежала в город. Босые ноги мягко отталкивались об ровный шершавыйасфальт, ветер от скорости рвал пышный подол платья. Корсет мешал свободнодышать, и Катя надорвала его на груди.

Недолго мелькала перед глазами полоса леса, вскорепотянулась череда огней: фонари, окна жилых домов, фары машин. Голова кружиласьот скорости, острых запахов города, человеческой крови.

Но девушка остановилась лишь когда оказалась на мосту передИсаакиевским собором. На синих перилах в тусклом свете фонарей дрожали капли,по Мойке, мирно покачиваясь на воде, плыли льдины.

Катя зашагала вдоль перил, ведя по ним ладонью и сблаженством ощущая, как холодные капли собираются между пальцев. Водаразлеталась в разные стороны и звонким дождем падала на асфальт и в реку.

Девушка лишь на одно мгновение закрыла глаза, моргнула, а когдаподняла ресницы, увидела трех дам под зонтиками. Они шли прямо на нее и какбудто не замечали.

Катя застыла на месте и вскрикнула, когда все три дамыпрошли сквозь нее. Она обернулась, но позади уже никого не оказалось.

«Вот оно», — поняла девушка.

До желтого старинного дома за немецким посольством онадобралась за какие-то несколько секунд. Взлетела по лестнице до последнегоэтажа и заколотила в дверь.

«Только бы он был дома, только бы был», — мысленно шепталаона.

Дверь распахнулась, и на пороге появился Георгий. Оннедоуменно окинул ее быстрым взглядом и резко спросил:

— В чем дело?

— Я больше не слышу музыку, — вталкивая его в прихожую,сказала Катя.

Молодой человек посторонился и закрыл за ней дверь. А посленедолгих раздумий поинтересовался:

— Чем я могу помочь?

Девушка перевела дух и выпалила:

— Скажи, где находится вход в Тартарус!

Георгий дернулся как от удара током.

— Рехнулась? — прошипел он и, не очень-то вежливо схватив ееза плечи, тряхнул. — Выкини это из своей глупой головы! В Тартарус тебя никтоне приглашал.

Катя упрямо вздернула подбородок.

— Не важно! Я все равно пойду!

Он вновь окинул взглядом ее рваное, грязное платье и ужеспокойнее повторил: — В Тартарус без приглашения никто не ходит! — И явно несдержавшись, рявкнул: — Неужели ты совсем не понимаешь?!