пока Мария не принесла напитки на небольшом подносе. Она осторожно, стараясь удержать равновесие, подошла к Коннору с его мартини.

– Спасибо, Мария, – сказал он. – Ты просто душечка. – Он взял бокал, понюхал и отхлебнул.

Идя к выходу, Мария прошла мимо меня.

– В восемь часов, – прошептала она, – приходите вниз.

Я кивнула.

Коннор присел на старую кушетку, измазанную высохшей краской разных цветов, и отпил из бокала.

– Она что, пригласила тебя на ужин?

– Да.

Он вздохнул.

– Я стараюсь не обижаться, что она не позвала нас со Слоан, особенно с учетом того, как она нянчилась с нами в детстве, но, полагаю, она всегда будет на стороне того, кто платит ей зарплату, кем бы он ни был.

Я решила не реагировать.

– Но ты не беспокойся о нас, – добавил он, помешивая свой мартини зубочисткой с оливками. – У нас со Слоан заказан ужин в городе. Не пойми меня неправильно. Здесь отлично кормят. Эта дама на кухне настоящий чемпион по оладьям.

– Ее зовут миссис Делуччи, – сообщила я ему.

– Делуччи. Буду знать. Очень важная информация, – откинувшись на спинку, Коннор наблюдал, как я передвигаю на полке шкафа тяжелую коробку.

Ничего не сказав, я вскрыла очередной ящик.

– Я читаю твои мысли… – заметил Коннор. – Я слышу их. Делиться? Да иди ты, Коннор Кларк.

– Я этого не говорила.

– Нет, но ты так думаешь, и тебя трудно винить. Я уж точно бы так думал.

– Не сомневаюсь, – ответила я. – Но у нас с тобой нет ничего общего.

Он хихикнул.

– Ну, сегодня, может, и нет, потому что все это должно казаться тебе совершенно нереальным – огромная вилла в Италии, винный бизнес, кучи денег в банке. Но потом ты начнешь их тратить. Можешь мне поверить, это понравится тебе гораздо больше, чем ты можешь себе представить, и ты пойдешь на все, чтобы удержать их.

– То есть это именно то, что здесь происходит? – спросила я. – Ты пойдешь на все, что будет необходимо? Мне уже беспокоиться?

Тихо рассмеявшись, Коннор допил свой мартини до последней капли и объел с зубочистки оливки.

– Ну, что дальше? – огляделся он вокруг.

Я вытащила из ящика старый бумажник и раскрыла его, но там было пусто.

– Ты удивишься, – сказал Коннор, – как деньги могут вынудить людей делать самые ужасные вещи.

– Меня нет.

– Нет? – он подошел поближе. – Тогда скажи мне, дорогая сестричка Фиона. Что ты собираешься сделать со своим наследством? Продать винодельню и пожертвовать вырученное на благотворительность? Передать на гуманитарную помощь голодающим в Африке? Излечить рак? Спасать китов?

В ответ я только покачала головой.

– Но ты же должна была подумать о чем-то, на что ты хотела бы потратить деньги, – сказал он. – Ну брось. Что там у тебя в списке?

Взглянув на пожелтевшую программку концерта симфонического концерта в Риме, который прошел много лет назад, я отложила ее в сторону.

– Я потрачу их на своего отца. В смысле, на того, который вырастил меня.

– Почему ты это сделаешь?

– Потому что он полностью парализован и нуждается в постоянном уходе.

Ответом на мои слова стало молчание. Кажется, Коннор впервые испытал хоть небольшую неловкость.

– Ты об этом не говорила.

– Ты не спрашивал.

Коннор кашлянул и переступил с ноги на ногу.

– Это у него врожденное?

– Нет, это последствия травмы позвоночника. Это случилось до моего рождения.

Коннор прикусил нижнюю губу. Было очевидно, что ему неловко. Людям часто было неловко, когда речь заходила о моем отце. Когда мы с ним куда-то ходили, на нас всегда смотрели.

– А что случилось? – спросил Коннор.

– Он попал под машину. Вообще-то это произошло здесь, в Италии.

Коннор присел взглянуть на что-то, лежавшее на полу, положив руки себе на колени.

– Вау. Теперь я понимаю, почему дорогой папочка никогда не позволял нам ходить в город пешком. Тут не очень хорошо с тротуарами.

– И много извилистых дорог с крутыми поворотами, – добавила я.

Мы какое-то время работали молча, пока любопытство во мне не взяло верх.

– А каким отцом был Антон?

– Ох, знаешь… – Коннор споткнулся о коробку на полу. – Ну, в целом, таким обычным домашним тираном, вариант чудище садовое.

Я подняла брови.

– Похоже, не так уж много я и упустила.

– Ты везучая. Получила все добро без всякой головной боли.

Я озабоченно нахмурилась в ответ.

– Что, все было так плохо?

Он пожал плечами.

– Ой, ну не знаю. Я не слишком много общался с ним после того, как они с мамой развелись. Наверное, поэтому меня и вычеркнули из завещания. Если бы я знал, что все так обернется, я бы четко выполнял свой долг. Приезжал бы сюда как миленький и играл бы роль любящего сыночка.

– Не подмажешь, не получишь, – заключила я.

– Ну зачем уж так… – пробурчал он. Закончив просматривать обувную коробку, он отодвинул ее в сторону. – Но во всем виноват не только я. Ты знаешь эту песню, «Кошка в колыбели»?[21]

– Да.

– Ну вот, папа был, как Гарри Чапин. Мама хотела вернуться обратно в Штаты, но он ни в какую. Он предпочел винодельню, а не семью. Так что с чего мы должны были бежать к нему, когда он состарился и наконец захотел проводить с нами время?

– А что насчет женщин? – спросила я. – Я думала, они развелись из-за его романов. И моя мать была лишь одним из них.

– Это как вишенка на торте, – сказал Коннор. – Судя по всему, папа был настоящий дамский угодник. Он точно знал, как заставить женщину поверить, что он «никогда такого не испытывал». – Коннор показал пальцами кавычки в воздухе. – Я тебе говорю… Это наверняка была классическая холостяцкая схема. Он соблазнял их своим выдержанным вином, давал им напиться, заставлял поверить, что это истинная любовь, и бум! – прямо в койку.

Я подняла руку.

– Ну пожалуйста.

Коннор рассмеялся.

– Что? Да спроси хоть Софию. Она вдвое младше его, но была совершенно зачарована. А может, она по-настоящему любила его деньги. И кто может ее винить?

Я начала рассматривать содержимое коробки, стоявшей возле меня.

– Если источником влечения были деньги, так, может, это она его соблазнила?

– Туше, – ответил Коннор. – Возможно, это и правда были деньги, особенно под конец, когда у него, наверно, уже и не стоял.

Испытывая отвращение от этой беседы, я попробовала сменить тему.

– Ничего из этого не помогает мне понять, что же произошло между ним и моей матерью. Все, что я знаю – она никогда бы не стала гнаться за деньгами Антона. Она была не такая.

– И все же ты здесь, – ответил Коннор. – И каким-то