‒ Я же не могу, ‒ воскликнула Кира. ‒ Буду придумывать, предполагать. Вит! Чёрт знает что предполагать.

‒ А ты не майся ерундой, ‒ прозвучало уверенно и твёрдо, как-то по-родительски, словно она ребёнок, закапризничавший не к месту. ‒ Тебе забот не хватает? Не обижайся, ладно? Кир. Самое лучшее, что ты можешь сделать ‒ живи нормально, не заморачивайся. И мелкого береги. Он один такой.

И всё.

«Живи нормально». Она и жила. Без странных припадков и видений, без наивных фантазий и бессмысленных претензий. Пока Вит сам не явился и не велел уехать, спрятаться понадёжней. Значит, ей с Данькой что-то угрожает, и Кира даже приблизительно не представляет, что. Ну вот как с этим жить нормально?

Осень сияет яркими красками, день солнечный, небо безоблачное, ясное, а на душе ‒ пасмурная муть. Маета, не сидится на месте. Дела делаются сами собой, даже не замечаешь: одно, второе, третье ‒ готово. И заняться нечем.

‒ Кира, ну что ты как заведённая?

Да так и есть. Пружина, сжатая до предела. Раскручивается медленно, снимает напряжение, но до полного расслабления пока далеко.

‒ Остановись, передохни.

Не получается. Пауза, как наказание. Внутренний накал требует разрядки. А может встать посреди двора, сжать кулаки со всей силы, пусть ногти вопьются в ладони, запрокинуть голову, до боли в шее, и заорать. Надрывно. Что-нибудь бессвязное. Или…

‒ Кир, не хочешь прокатиться? ‒ предложил Олег, кивнул в сторону машины.

И мама кивнула украдкой, и хозяйка поддакнула:

‒ Ой, правда. И денёк такой подходящий, ласковый. И места здесь чудесные. А ты толком и не бывала нигде.

«Живи нормально»?

‒ Хорошо. Только сейчас переоденусь.

Когда Кира вышла из дома, Олег уже поджидал в машине. Она направилась к задней двери. Привыкла уже там, особенно, когда с Данькой. Но опомнилась под озадаченным взглядом парня. Сейчас лучше сесть рядом с водителем.

‒ Пристегнись.

Кира послушно вытянула ремень, закрепила его, откинулась на спинку кресла. Пока ехали по посёлку, смотрела вперёд, а когда оказались на шоссе, повернулась лицом к боковому окну.

‒ Можно немного стекло опустить?

‒ Да делай, как тебе удобно.

Ветер врывался в узкую щель, проносился над головой, слегка задевая волосы. И мир тоже проносился, перед глазами, мелькал меняющимися пейзажами. Всё двигалось, а Кира оставалась на месте.

‒ А куда мы едем?

‒ Да есть тут одно потрясающее место. Сейчас, наверное, там особенно красиво. Когда осень.

Шоссе потихоньку начало взбираться в гору, а всё, что располагалось за обочиной по правую руку медленно опускалось вниз. Разница высот становилась всё явственней. Горизонт отодвигался всё дальше и дальше. Дорога шла по краю возвышенности, а внизу лежала широкая котловина, до краёв заполненная лесом.

Наверное, он не тянулся до бесконечности, но что там находилось за ним, разглядеть уже не представлялось возможным.

Машина сбавила скорость, выкатила на обочину и остановилась. Дальше начинался не обрыв, а широкий выступ, обнесённый невысокой оградой. Смотровая площадка, словно нос огромного лайнера, рассекающего океанскую гладь.

Та была неровной, как полагалось, то вздымалась волной, но опадала вниз, играла рябью под ветром. Только не отражала небо, не сияла ни синим, ни голубым, ни бирюзовым. Она переливалась оттенками красно-жёлто-оранжевого, разбавленного тёмной неувядающей зеленью хвойных.

Кира ухватилась за перила ограды. Потому что вдруг показалась, стоит ветру усилится, рвануть резко и он запросто подхватит, унесёт в вышину. Только ведь руки не крылья. Даже если их широко раскинуть, долго парить не сможешь, рухнешь камнем.

Олег, стоявший за спиной, приблизился вплотную, обхватил Кирины плечи, прижал к себе. Ждал, как она отреагирует ‒ воспротивится или согласится? А Кира растерялась. Ощущение сбывшегося ожидания, но…

Всегда везде «но». Выстрел в габарит. И не промах, и не точное попадание.

Ей же снилось. Всё почти так: встал за спиной, обнял плечи. Разница в одном ‒ не тот, кто во сне. Но как расценить эту разницу?

«Живи нормально».

С одним однозначно не получится. Он из другого мира, и его не переделаешь. Ни силой, ни угрозами, ни хитростью, ни мольбами. Как хищника не заставишь питаться одной травой. Он просто не выживет. А вот с другим ‒ возможно и получится. Но надолго ли? Опять оно – «но».

‒ Ты… ‒ Кира не нашлась, что сказать, прикоснулась к ладони, лежащей у неё на плече.

Олег аккуратно развернул её, лицом к себе, наклонился к губам. Кира зажмурилась, не стала играть в безучастность, отозвалась на поцелуй.

По губам же не отличишь, с кем. Ерунда это всё ‒ с другим ни за что не перепутаю, узнаю из тысячи. Каждый умеет целоваться по-разному: нежно, пылко, жёстко. И про вкусы всякие ‒ мятные и прочие ‒ тоже ерунда.

Легко представить желаемое, гораздо труднее определить, а чего ты на самом деле желаешь. Спрятаться в ощущениях, отдаться им целиком. Пусть она сама проявится, нужная тебе реальность.

«Иди сюда. Тебе надо, ты и иди. Ты сказала «да». ...Что ты делаешь? Не знаю».

Не зна-ю!

И сладость, и чувственный трепет куда-то исчезли. Поцелуи превратились в механический набор движений и прикосновений, не так уж и приятных, даже нелепых, почти вызывающих брезгливое отвращение. Олег почувствовал перемены, замер, отстранился, посмотрел с недоумением. Кира сделала маленький шаг назад. Олег отгадал её стремление, убрал руки, позволил отодвинуться ещё дальше.

Стояли, молчали, смотрели в одну сторону. Делали вид, что опять любуются открывающимся перед ними удивительным осенним пейзажем.

‒ Всё ещё любишь его? Надеешься, что вернётся?

‒ Не знаю.

Кирин фирменный ответ, особенно подходящий тогда, когда не хочется откровенничать или говорить правду. Но сейчас она действительно не знала, хотя и откровенничать тоже не хотела.

«Любишь»? Разве можно назвать то, что между ними любовью? Хотя Ши вообще не стоит считать, только Кирины чувства. Наверное, любовь обязательно должна включать в себя мечты о том, что они непременно будут вместе, жить долго и счастливо, а у Киры трезвое понимание ‒ никогда им не построить нормальных отношений. Таких ‒ общепринятых. Но влечение пока остаётся, самое разное.

Она по-прежнему странная, не такая как все. До сих пор толком не представляет, что такое любовь. Вот с Данькой всё сразу ясно, до простого очевидно и безальтернативно. «Мой ребёнок. Мой сын. Часть меня». А Ши…