Но у меня нет выбора. Эта Сестра прощает лишь до некоторой степени, и ответ Сюзанны уже подтолкнул ее к точке кипения. Словно демонстрируя мою мысль, Сестра тянется к своей плетке.

– Ладно. – Я встаю и подхожу.

– Хорошо. – Ее пальцы прекращают заигрывание с оружием. – Далила, ляг на пол. Я хочу, чтобы ты лежала на спине. Мы обнаружили, что мужчины, которым нравятся подобные вещи, часто предпочитают быть получающими, а не дающими. Это означает, что каждый из вас должен уметь действовать по команде. Ева, теперь твоя очередь.

Я опускаюсь на кусок прозрачного пластика и ложусь, мой живот вздрагивает.

– А теперь, Ева, я хочу, чтобы ты встала над ней. Оседлай ее, поставив ноги по обе стороны от ее локтей.

Я закрываю глаза, пока Ева следует инструкциям, ее тень падает на мое лицо, когда она стоит надо мной.

Пластик потрескивает, когда Сестра отступает.

– Когда будешь готова, просто скажи. Теперь, девочки, имейте в виду, что иногда они хотят, чтобы вы делали это им в рот или, возможно, прямо на их гениталии. Бог создал каждого человека по-разному, но мы обязаны подчиняться им в соответствии с Писанием…

Она продолжает болтать о том, как доставить удовольствие мужчинам. Я жду, пока мне на грудь обрушится горячее унижение. Мое горло пытается взбунтоваться и заставить меня закрыть рот, но я этого не делаю. Я лежу неподвижно, надеясь, что Ева обезвожена.

Еще через несколько минут, повторив про «идеальное послушание» еще дюжину раз, Сестра снова обращает внимание на нас.

– Ева!

– Я… я не могу.

Я открываю глаза.

Ева пожимает плечами.

– Я думала, что могу поссать, но я не могу.

– Ты должна. – Сестра тянется к своей плетке.

– Я не могу. – Голос Евы переходит в хныканье.

– Ева, все в порядке. – Я не могу поверить в то, что говорю, но все равно говорю это. – В самом деле. Просто сделай это.

Ее глаза слезятся, когда она смотрит на меня сверху вниз.

– Я не могу.

– Ты можешь.

– Ева. – Сестра подходит ближе, с плеткой наготове. – Сделай это.

– Я сделаю это, – говорит одна из других Дев, Мэри. Я никогда не разговаривала с ней, у меня не было причин для этого.

Но когда она встает, ее рыжие волосы ниспадают на плечи, а на лице появляется безмятежная улыбка, я отшатываюсь.

– Если Пророк требует, чтобы мы выполняли эти задачи, чтобы быть ближе к Господу, то я счастлива сделать это.

– Боже, – тихо говорит Сара.

– Я займусь тобой позже. – Сестра отталкивает Еву от меня и жестом показывает Мэри, чтобы она подошла.

Мэри стоит надо мной, занимая позицию Евы. Я пытаюсь смотреть ей в глаза, но она смотрит прямо перед собой, нисколько не беспокоясь о том, что она голая, что я голая, и она собирается пописать на меня.

– Хорошо, теперь выполняй то, что велел Пророк.

– С удовольствием. – Мэри улыбается, и я понимаю, что она не играет. Она искренне верующая.

Я зажмуриваюсь, но слышу свое имя.

– Далила! – зовет Старшая.

– Подождите. – Обучающая Сестра кладет руку на плечо Мэри. – Что я могу сделать для тебя, Грейс?

– Мне нужно увидеть Далилу. – Ее тон может резать лед. – Сейчас.

Сестра тяжело вздыхает, затем щелкает пальцами.

– Мэри, подвинься. Вставай, Далила.

Мэри отходит, и я поднимаюсь на ноги. Впервые с тех пор, как я здесь, я чувствую желание поблагодарить Старшую. Это желание утихает, когда я вижу, что в ее глазах бушует буря.

Я хватаю платье с крючка у двери и натягиваю его.

– За мной!

Я пытаюсь не отставать от ее стремительного темпа. Мы проходим столовую, кухню, а затем она сворачивает в коридор, в котором я никогда не была. У двойных дверей она вводит код на цифровой клавиатуре. Двери бесшумно распахиваются. Ее блестящая черная юбка почти задевает блестящие деревянные полы, когда мы минуем несколько закрытых дверей и подходим к концу коридора.

Она вводит еще один цифровой код и открывает тяжелую деревянную дверь. Войдя внутрь, она обходит стол из темного красного дерева и садится в мягкое кожаное кресло.

– Закрой дверь и сядь. – Она откидывается назад и переплетает пальцы.

Я закрываю дверь и стараюсь не пялиться на красивую мебель, стены с толстыми панелями, шикарное освещение и видеодисплей за ее спиной. Десяток экранов показывает различные виды монастыря; некоторые из них застыли на одном экране, в то время как на других циклически воспроизводятся живые изображения комнат общежития. Я замечаю, что моя комната находится на экране в самом центре.

– Я сказала сесть.

Ее голос подталкивает меня к ближайшему стулу. Она молчит. Я не встречаю ее взгляда, главным образом потому, что полагаю, она сочла бы это дерзостью. Судя по тому, как она вытащила меня с тренировки, я уже могу догадаться, что у меня проблемы. В очередной раз. У меня сводит живот и к горлу поднимается желчь. Находиться здесь в таком состоянии в миллион раз хуже, чем в кабинете директора директора школы. Скорее всего, потому что в старшей школе не разрешают привязывать учеников к кресту и оставлять на их теле шрамы.

Я ерзаю на стуле и хочу снова взглянуть на экраны, может быть, понять, где находятся все камеры, чтобы передать эту информацию Саре. Она одержима бегством, и я помогу ей, если смогу. Может быть, она сможет начать все сначала, освободиться от этого места.

– Я не могу этого понять. – Ее голос обрывает мои мысли о свободе резким металлическим лязгом заключения.

Я смотрю вверх.

– Что, мэм?

Она всматривается в мое лицо, исследуя каждую линию, прежде чем, наконец, сосредоточиться на моих глазах.

– Почему ты?

Я предполагаю, что она все объяснит, вероятно, с болезненными подробностями, поэтому я промолчу. Через несколько секунд она открывает ящик стола, вытаскивает что-то блестящее и кладет его на поверхность красного дерева.

– Что здесь случилось?

Наклонившись вперед, я вижу, что это осколок моего зеркала, кровь уже не малиновая, а засохшая коричневая.

– Я не знаю.

Ее глаза сужаются.

– Что ты сказал Адаму, чтобы заставить его сделать это?

Я качаю головой.

– Я не заставляла его ничего делать…

– Лжешь! – Слово бьет, как кнут.

Я подпрыгиваю от ее внезапной ярости, но ненавижу себя за это.

– Скажи мне правду. – Она постукивает коротким ногтем по осколку. – Что ты сделала?

– Ничего. – Я прикоснулась к нему. Я видела его. Я чувствовала, насколько он сломлен.

Ее тонкие губы еще больше и бледнеют. Я понимаю, что она должна была быть красивой всего несколько лет назад. Может и сейчас быть красивой, если не считать извращенного сердца,