В его описаниях было столько живости, что в сознании Серы они превращались в образы, и ей захотелось пойти в пустыню, чтобы самой копаться в песке.

И остаться здесь навсегда.

– Красивая легенда. И красивое блюдо.

Жаркий взгляд Брэда коснулся ее и замер.

– В этой культуре много красоты.

Тем временем в палатке разгорелся страстный спор, что причинило самые большие разрушения Аравийскому полуострову: нефть, вода или туризм. Салим шепнул что-то Алие, она отошла в дальний конец палатки, где заговорила с другой женщиной. Они вдвоем уселись на пол рядом с музыкантом, к ним подошел мальчик с инструментом, похожим на дудку. То, что последовало за этим, Сера назвала бы прекрасной песней, исполняемой квартетом, – струны, дудка и два женских голоса – которая не нуждалась в переводе, чтобы тронуть до глубины души.

Потом поднялся похожий на Салима, но более молодой мужчина. Громким низким голосом заговорил на арабском. Алии рядом не оказалось, Сере никто не переводил, но интонация мужчины подсказывала, что он читает стихи. Даже не понимая смысла, она почувствовала, как ритм и богатый тембр голоса завораживают ее.

Потом опять полилась музыка. И снова речь. Алия вернулась, когда Салим начал рассказывать легенду. В ней воспевалась долгая история его племени и то, как Аравийская пустыня стала родным домом для бедуинов. Как они кочевали между небогатыми оазисами, покидая их, когда земля истощалась, чтобы дать ей возродиться, и возвращаясь. Было совсем несложно представить такой же праздник давным-давно где-то в самом сердце огромной пустыни. Разве что угощение было бы более скромным. Жизнь обитателей пустыни выглядит очень романтично, если не вспоминать о том, что бедуины прошлого постоянно существовали на грани голода.

Брэд нежно коснулся руки Алии, показав, что хочет взять на себя обязанности переводчика.

– Сейчас он рассказывает о бедуинском кодексе чести, – шептал он, и Сера чувствовала на шее его дыхание. – Это основа всей их социальной и правовой жизни.

Она бросила косой взгляд на Брэда, он не сводил глаз с дяди. В их темном омуте светились глубокое уважение и любовь. Взгляд Серы скользнул по его бородатому подбородку, по линии губ.

– Я могу быть против своих братьев, – шепнул он, переводя слова, которые торжественно провозглашал Салим. – Мы с братьями можем быть против наших двоюродных братьев. Но против чужих мы всегда будем вместе.

Все присутствующие захлопали, а Брэд шепнул:

– Семья для бедуинов все.

Потом Салим очень решительно повернулся к Брэду:

– Ибн амм.

Брэд вскочил и левой рукой схватил Салима за правое плечо. Жест был невероятно мужественным и в то же время исполненным любви.

Сера наклонилась к Алие:

– Что он сказал?

– «Ибн амм» означает «сын моих братьев». Тем самым он признает Брэда членом своей семьи.

– Разве он не сделал этого раньше?

– Сделал, но ибн амм – это нечто более близкое. Можно сказать, он признает Брэда своим сыном. Сыном бедуина. Моим братом.

В глазах Брэда сверкнуло глубокое чувство, а жест превратился в крепкое объятие. Все вокруг снова зааплодировали. И только Сера не смогла присоединиться к ним. Она никогда не знала такой сильной любви. Такого единения.

Боль, сдавив сердце, заполнила грудь.

В палатку внесли кальян, и воздух наполнился приятным ароматом с яблочными нотками. Следом за ним подали последнюю порцию кофе, ароматом не уступавшего табаку. Брэд встал и подошел к своему дяде, у Серы сразу упало настроение.

Сигнал, поданный Салимом, был настолько деликатен, что она его не заметила, но остальные, видимо, сразу поняли, что вечер окончен. Брэд помог ей осторожно встать, все начали прощаться. Сера хотела взять маленький сосуд с мазью для спины, но вдруг обнаружила, что ей положили еще много чего. И неостывший хлеб, завернутый в простую ткань, и плетеный коврик, наподобие тех, что лежали на полу в палатке, и подарок от Алии – шарф.

Единственная вещь, о которой Сера попыталась отказаться. Даже помня, о чем говорил Брэд, даже здесь, где она так часто встречала невероятно красивые ткани, такой шарф слишком дорого стоит.

– Единственное, что способно доставить бедуину больше удовольствия, чем обладать красивой вещью, – возможность подарить ее кому-то еще, – заверила ее Алия, сняв шарф с головы и решительно сунув его в руки Серы. – Проявить гостеприимство и разделить удовольствие с гостем – вот чем мы гордимся больше всего.

А потом они снова тряслись по дороге среди дюн. Сера чувствовала себя как Алиса, вылезающая из кроличьей норы, или Дороти, возвращавшаяся из страны Оз. Утонув в пассажирском кресле, она старалась не замечать случайных прикосновений Брэда к своему колену, когда он переключал передачу. Тишина в машине сделалась слишком гнетущей. Внезапно она подумала, какими давящими и душными должны казаться бедуинам обычные дома. И как она сможет снова есть обычную пищу, сидя за обычным столом.

– Какой невероятный вечер. Совсем не то, чего я ожидала.

– А чего вы ожидали?

Кто его знает? Теперь она уже не могла представить Брэда, живущим в другом месте.

– А ваш дядя большой дипломат.

– Бедуину нельзя приказывать. Это оскорбление, поэтому Салим научился руководить ими, тонко используя великодушие и такт. Он пользуется большим уважением у своего народа.

– И своего племянника.

– Ему трудно в этом отказать. Несмотря на кажущуюся простоту культурных привычек, он прогрессивный человек. Считает своих детей таким же рабочим инструментом, как и своих животных, но не хочет, чтобы половина из них осталась неотесанными, поэтому хочет дать образование своим дочерям. Алия отличный пример его мудрого подхода. Она унаследовала от отца дар обращаться с лошадьми. Красота и ум обеспечат ей хорошее будущее.

– Видно, у этой семьи хорошие гены.

Сера рассчитывала, что он ответит на комплимент кривой усмешкой, но он лишь сильнее нахмурился.

– Спасибо, что сводили меня к ним, Брэд. – Она пыталась удержать возникшее между ними тепло, которое начало стремительно исчезать. – Этот вечер открыл мне глаза.

И заставил задуматься. Она увидела, как живут другие молодые девушки, теперь будет гораздо труднее ныть по поводу своего детства. Они просто живут – и все. Принимают на себя обязанности, приспосабливают к ним свои амбиции. Жизнь в пустыне отличается своеобразным прагматизмом. Сере нравилось.

– Я вас никуда не водил. Это не свидание.

Кровь резко бросилась ей в лицо.

– Конечно, я понимаю. Но вы разрешили мне поехать.

– Вас пригласили. Я не вправе разрешать или не разрешать вам что-то. Я не ваш опекун.

– Нет, конечно.