– Что?

– Я едва могу произнести это вслух… Если Уго не спасет капитана, немцы угрожали казнить Мари. Я не могу… знаешь, у меня перехватывает дыхание, когда подумаю об этом.

– Вот сволочи! – воскликнула Элиза. – Ублюдки!

Элен с усилием сделала глубокий вдох и медленно выдохнула:

– Но отсутствие новостей – тоже хорошая новость. Согласна?

– Да, только сейчас надо подумать, как вывезти Мари из деревни, – сказала Элиза.

– Она не уедет. Она ни за что не оставит Уго.

– Дело в том… – Элиза пощипала переносицу. Знакомый жест, означавший нежелание о чем-то говорить. – Словом… Томас мертв.

– Боже! Как это случилось?

Затаив дыхание, Элен слушала рассказ сестры.

– Мы это видели. Во всяком случае, слышали. В смысле, выстрелы. Виктор почти уверен, что его застрелили. Утром мы осторожно поспрашивали. Две женщины видели, как его везли на телеге. Выглядел покойником.

Элен застыла, думая о Томасе, таком молодом и перепуганном.

– Бедный парень, – прошептала она и тут же подумала о будущем, какое ожидало Томаса. Вечный беглец, не смеющий вернуться домой. – Хотя жизнь у него была бы незавидная.

– А для всех нас еще и очень опасная.

Элен не сразу переварила услышанное. Она всегда знала: прятать Томаса на чердаке было рискованно. Ее снова охватила паника. А вдруг Томас выжил? О чем она думала, поддавшись на уговоры Флоранс?

– Мы в безопасности? – спросила Элен.

Элиза утверждала, что да, однако Элен грызло сомнение: откуда такая уверенность, если сестра не видела мертвого тела? Может, Элиза предпочла согласиться с мнением Виктора, убежденного, что Томас мертв?

Чувствовалось, Элизе не терпится сменить тему.

– Кстати, Виктор хочет, чтобы Джек задержался у нас подольше. Ты согласна? Через несколько дней он уйдет.

– Да. Через пару дней я сниму швы, и тогда он может уходить.

– Хорошо. Ты знаешь, что он спускается вниз по вечерам? Но он очень осторожен и старается, чтобы его не заметили. Наш дом все-таки находится на расстоянии от деревни, никто ничего не заподозрит.

Элен захлестнули противоречивые чувства. Она не знала, как ответить сестре. Конечно, когда он уйдет, им станет спокойнее, но ей было приятно сознавать его присутствие.

– Он вчера спускался. Я… проговорила с ним допоздна.

– Проговорила? – понимающе улыбнулась Элиза.

– Да.

– Пусть будет так. Его напарника Билла пока не нашли, но Виктор продолжает поиски.

– Хорошо. – Элен задумчиво смотрела в сад. Ее мысли бурлили.

– Что ты приклеилась к окну? – спросила Элиза.

– Да вот думаю, почему Флоранс продолжает гулять по лесу.

Ближе к полудню Элен пошла в гостиную – проверить, не оставила ли она там книгу, которую читала. Увиденное заставило ее остановиться и застыть с открытым ртом. В коридор спускалась Элиза в красном платье. И хотя подол оставался искромсанным, сестра выглядела как настоящая леди. До чего же она была похожа на их мать. Элен опешила. Она уже видела это платье и не сомневалась, что мать когда-то его надевала. Получалось, в жизни матери была сторона, которую она никогда не показывала дочерям.

– Что уставилась? – спросила Элиза. – Решила примерить. А ты смотришь так, будто призрака увидела.

– По-моему, так и есть.

– Серьезно?

– Я вспомнила. Я видела маман в этом платье. Она стояла в коридоре, там же, где стоишь ты. Она была пьяна. Очень сильно пьяна и… плакала.

– А ты-то где находилась?

– Это самое смешное. По-моему, на чердаке.

– Ну и ну. И чего тебя туда занесло? Ты же ненавидела чердак.

– Верно. – Элен нахмурилась. – Даже не знаю, как я сумела увидеть ее оттуда.

В окно в прихожей заглянуло солнце, и платье засверкало еще ярче. Элен решила попросить Виолетту его починить. Пусть с этим платьем и связаны неприятные воспоминания, починенное, оно станет символом надежды для всех. Капитан останется жив и поправится. Угроза минует Уго и Мари. А потом настанет день, когда их искромсанная жизнь вновь станет цельной. Они снова будут танцевать и петь, есть потрясающе вкусные вещи. И главное, они будут свободны. Элен пока не отваживалась заявить об этом вслух и лишь смотрела, как Элиза кружится на месте. Изрезанный подол кружился вместе с ней, и все равно казалось, что она светится изнутри. Элиза улыбалась, в этой улыбке Элен видела не только сияющий, бунтарский дух сестры, но и то, что сестра влюблена.

Флоранс пропустила обед. Никто не знал, куда она ушла. Вопреки надеждам Элен день оказался не слишком солнечным. Легкие утренние облачка тяжелели, превращаясь в дождевые тучи. Под вечер, когда Элен заметила Флоранс, уже вовсю шел дождь. Элен закрыла глаза и облегченно вздохнула.

Когда сестра появилась в гостиной, Элен отвернулась от окна и положила книгу.

– Тебя не было весь день. Обед пропустила.

– В самом деле? – спросила Флоранс, укладываясь на диван.

– Вставай, ты же вся мокрая. Обивку намочишь.

Флоранс надула щеки, но и не подумала встать.

– Послушай, мне хватило волнений из-за Уго, – сказала Элен, и у нее дрогнул голос. Сделав над собой усилие, она продолжила: – Я не хочу волноваться еще и из-за тебя. Где тебя носило?

– Я была на улице.

– Об этом я догадалась. – Элен насмешливо посмотрела на сестру. – Я искала тебя в нижней части сада, но тебя там не оказалось.

– Я пошла прогуляться.

– Одна?

– Да. – Флоранс театрально вздохнула и принялась взбивать подушку. – Все подушки свалялись.

– Дорогая, я сомневаюсь, что нынче безопасно гулять одной.

– А я люблю гулять. Когда ходишь, мозги прочищаются. Это ты можешь понять?

– Конечно могу, – кивнула Элен. – Скажи… от чего именно тебе понадобилось прочистить мозги?

Флоранс наградила ее туманным взглядом и, пропустив вопрос мимо ушей, сказала:

– Больше всего я люблю бродить по лесу босиком.

– А как насчет муравьев?

– В обуви ноги не чувствуют землю.

– Согласна.

Флоранс встала и, в последний раз ударив по подушке, бросила ее на диван:

– Ты заметила, что мне уже двадцать два, а не двенадцать?

Элен потянулась, заложив руки за голову, затем села:

– Прости. Конечно заметила. Но это так непросто.

В мозгу замелькали все причины, почему она до сих пор должна держать младшую сестру под присмотром. Флоранс слишком молода. Невинна, как оленята, которые встречаются в лесу. Конечно, на земле она стоит потверже новорожденных младенцев, но не так уверенно, как годовалый олененок. Флоранс не воспринимала мир таким, какой он есть.