– Я просто стараюсь оградить тебя от опасностей, – призналась Элен.

– И потому хочешь завернуть меня в вату. – Флоранс села рядом с ней на старый диван. – Я совсем забыла, что нам давным-давно пора сменить обивку на этом диване.

– И набивку тоже.

– Точно! – У Флоранс загорелись глаза. – Займемся вместе?

– Вообще-то, я хотела почитать.

– Успеешь в другое время. Не ленись, давай поработаем. Это отвлечет тебя от неприятных мыслей.

– Что, прямо сейчас? – застонала Элен. – Я устала.

Флоранс вскочила и протянула ей руку:

– Не ты ли всегда призываешь не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня?

Элен неохотно поднялась и поймала на себе решительный взгляд Флоранс.

– Что?

– Послушай, Элен, я не хочу, чтобы ты ходила за мной как тень.

– Хорошо, я постараюсь не ходить. Старые привычки отмирают с трудом.

– Особенно у тебя.

– Как это понимать?

Флоранс наклонилась к дивану, внимательно разглядывая обивку.

– Думаю, сначала следует распороть обивку, а там увидим, насколько нужно чинить все остальное.

– Флоранс!

Сестра выпрямилась во весь рост:

– Ты любишь придерживаться заведенного порядка вещей. А я люблю открывать новое… Куда же я подевала ножницы?

– И как?

– Что – как?

– Насколько ты преуспела в открытии нового? – (Флоранс спрятала улыбку.) – Чувствую, ты о чем-то умалчиваешь. Есть такое?

Игнорируя вопрос сестры, Флоранс потянула на себя обивку:

– Повсюду дыры.

– Так ты мне расскажешь?

– Конечно. А сейчас я должна найти ножницы, – сказала Флоранс и выбежала из комнаты.

Элен стало не по себе. Она давно привыкла думать о желаниях и потребностях сестер, ставя их впереди собственных. Привыкла держать семейные вожжи, не давая сестрам взбрыкивать. Элен не раз мысленно представляла цирковую арену, себя – шпрехшталмейстером во фраке и цилиндре, а сестер – игривыми лошадками. Неуправляемыми. Она была бы и рада немного отпустить вожжи, но не знала как. Слишком долго она являлась средоточием семьи. И вот теперь это новое, незнакомое упрямство Флоранс, стремление утаить какую-то сторону своей жизни, не имеющую отношения к семье. Эта сторона недвусмысленно требовала от Элен: «Отстань».

Элен умела обращаться с пациентами, могла развеять их страхи, успокоить, подбодрить. Но чем дальше, тем меньше она понимала, как ей справляться с выросшими сестрами.

Она сокрушенно покачала головой. В этот момент вернулась Флоранс, размахивая ножницами и ножом.

– Вот. Нашла… – выпалила Флоранс и осеклась. – Элен, что с тобой? Чего ты такая грустная?

– Я грустная?

– В чем дело?

– Я беспокоюсь об Уго и о Мари.

Элен вздохнула и волевым усилием вынырнула из потока тревожных мыслей.

– Случись что по-настоящему жуткое, мы бы уже знали.

– Давай заниматься диваном, – вздохнула Элен. – Ты хоть знаешь, как это делается?

Глаза Флоранс засверкали.

– Нет. Зато будет очень здорово соображать по ходу работы.

Вдвоем они разрезали и сняли внешнюю обивку и подкладочный слой, после чего перевернули диван набок, чтобы снять с днища обветшалый кембрик. Когда диван снова занял привычное положение, Флоранс оглядела свалявшуюся, просевшую набивку.

Наклонившись, она принюхалась и поморщилась:

– Фу! Воняет ветхостью. Придется ее целиком менять.

– По-моему, мы избрали себе занятие не по силам, – покачала головой Элен.

– Постой-ка. Кажется, внутри что-то есть.

Флоранс сунула руку в недра набивки и выудила запечатанный конверт.

– Ого! – Она помахала им в воздухе. – Интересно, что там внутри.

– Возможно, какой-нибудь счет, – ответила Элен, равнодушная к содержимому конверта.

Надорвав конверт, Флоранс достала пожелтевший лист бумаги и посмотрела на него, затем на Элен. Лицо Флоранс было полно неподдельного любопытства.

– Не угадала, дорогая сестричка. Это любовное письмо.

– От кого? – нахмурилась Элен.

– Я прочту его вслух. Может, и сообразим от кого.

– Хорошо, – согласилась Элен, и Флоранс начала читать.

Моя дорогая!

Это ожидание было самым долгим в моей жизни. Я надеялся, что ты ответишь на мое предыдущее письмо, но, должно быть, тебе помешало нечто непредвиденное. Неужели наша тайна раскрыта? Это так? Мне и дня не прожить, пока я не удостоверюсь, что тебе ничего не грозит. Позвони мне, а если не сможешь, пожалуйста, напиши.

Твой любимый. Навсегда.

– М-да, – подняв брови, пробормотала Элен. – Очень интригующе.

– Правда, романтично? – спросила Флоранс.

Она стояла, упираясь руками в бока. Глаза ее были распахнуты от удивления.

– Романтично? Пожалуй. Но мне это больше представляется любовной интрижкой на стороне.

– И кем мог быть этот «любимый»?

– Во всяком случае, не наш отец.

Флоранс улыбнулась. Элен поняла, почему сестра улыбается. Их отец обладал множеством замечательных качеств, но романтичность среди них не значилась.

– Но письмо, скорее всего, адресовано маман. Может, она получила его еще до замужества?

– Письмо могло быть адресовано и ее сестре.

– Той, что сбежала? Может, из-за этого и сбежала?

Элен повернулась к дивану:

– Письмо письмом, а нам надо решать, как быть с развороченным диваном.

– Может, у Виолетты найдется что-нибудь для набивки?

– Хорошая мысль.

– Элен, а тебе действительно нравится Виолетта? – помолчав, спросила Флоранс.

– Да. А тебе нет?

– Не знаю, – пожала плечами Флоранс.

Элен засмеялась:

– Не можешь простить ей выкройку того платья?

– Какое-то дурацкое детское платьишко.

– Тебе виднее. А сейчас, Флоранс, я оставляю тебя наедине с диваном.

– Не-е-е-ет!

В этот момент в заднюю дверь постучали. Элен пошла на кухню открывать.

– Только что думала о тебе, – сказала она, увидев улыбающуюся Виолетту.

– Элен, у меня новость.

– Проходи в дом.

– Нет, не могу задерживаться. Воспользовалась тем, что мой малыш спит, и пришла. Мари просто умоляла меня пойти.