Ганс был опоен травами Роксаны и в бреду метался, иногда звал на помощь, иногда засыпал, а потом вновь открывал глаза и бессвязно разговаривал с потолком. Периодами он в своих разговорах переходил на тот же язык, на котором сейчас бормотал Вечный Господин. И они в унисон распевали гимны погубивших себя империй.

Гансу казалось, что он плывёт в темноте. Он не видел ничего, только душная склизкая тьма сдавливала его грудь. Затем Барон понял, что лежит в лодке, которая плывёт во тьме. Вода вокруг судёнышка пахнет едким маслом. Ганс был в портах и знал, что точно такой же жидкостью западные мореплаватели обычно просмаливают свои факелы. На корме лодки стоял огромный, похожий на Вечного Господина мертвец. Только этот был на пару голов выше и в несколько раз крупнее. Одет он был в чёрный, как смоль, плащ, что едва колыхался над этим мёртвым морем. Его костлявые руки медленно вели руль в сторону.

— Куда мы плывём? — спросил Ганс.

— Уже обратно, — пророкотал мертвец.

— Почему?

— Тебя позвали, и ты вернёшься, — после некоторой паузы сообщил лодочник.

— Это хорошо? — скорее спросил, чем утвердил Ганс.

— Это очень плохо, — поступил ответ. — Всегда было и всегда будет.

— Почему?

— Люди делятся на бедных, богатых, добрых, злых, весёлых, грустных, умных и дураков. С миром всё в порядке пока нет способа вернуться и пока всему есть конец. Но когда есть способ жить вечно, порядка не будет. Мёртвые буду беспокоить живых. Будет существовать вечное богатство, злоба, грусть и глупость.

— Но ведь возможна и вечная доброта? — попытался возразить Ганс.

— Нет, — отрезал лодочник. — Добро от зла очень часто отличают лишь методы. Та цена, что платиться за вечную жизнь, не подъёмна для доброты, бедности и ума. Надо быть безумным, либо злым, либо идиотом, а иногда все вместе, чтобы даровать себе и окружающим вечное существование.

— Но если это делается из благих побуждений? — Ганс начал чувствовать, что у него перехватывает дыхание.

— То, что разбито, целым не вернётся, — уже где-то издалека прозвучали слова Харона.

Ганс открыл глаза и шумно втянул воздух. Всё его естество сократилось в судорогах. Он приподнялся на локтях и пятках и так и завис над обсидиановым столом. Вдохнув, он уже не мог выдохнуть. Мышцы не слушались его, и он снова начал задыхаться. Господин подошёл к нему и тронул его лоб, отчего Ганс шумно вытолкнул из себя воздух и весь сократился на манер убитого паука. Челюсти сомкнулись, и Барону показалось, что вот-вот и он потеряет все зубы. Затем, мало по малу, Ганса начала бить дрожь. Отстранившиеся от стола алхимик и ведьма смотрели на него. Кольгрима — с интересом, а Роксана — с отвращением. Ганс начал чувствовать, что хоть весь и трясётся, теперь уже может контролировать хотя бы дыхание.

— Отлично, — пророкотал лич. — Отведите его в комнату. Только занавесьте ему окна. Сейчас солнце ему на пользу идти не будет…

Рано утром Великий Хан выехал на прогулку на своём скакуне. Чтобы скрыть от постороннего, несведущего взора, происхождение наездника, на Хане была простая чалма, потёртая жилетка и порванные шаровары. Скакун не был нагружен попоной или дорогой упряжью. На лошади не было ничего, кроме самых простых удилов.

Охрана хотела последовать за Великим Ханом, но он так искусно использовал повороты и узкие улочки города, что они потеряли его. Со стороны Хана это было опрометчиво. Даже в его родном городе его поджидало множество опасностей. Но та опасность, что Хан видел в своём будущем, перекрывало их всех. Ему надо было встретиться за стенами замка с одним человеком, и условие было таково, что сам Хан должен был прибыть без охраны. Когда-то давно, ещё в той жизни, когда он не имел титула Великого Хана, его учили, что он должен доверять старым друзьям чуточку меньше, чем заклятым врагам. Но Хан рассчитал, что даже если его схватят, это никак не сыграет на руку похитителям. А вот он может извлечь из этого куда больше выгоды.

На горизонте появился человек, как и Хан, он изображал из себя голодранца: носил засаленный отрезок ткани, намотанный на манер чалмы, был наг до пояса, не имел обуви и одет был в зелёные потёртые шаровары. Хан улыбнулся и своей глупости, и глупости своего оппонента. Несмотря на попытку сойти за оборванцев, они оба имели очень дорогих лошадей, и любой мало-мальски сведущий взгляд мог увидеть холёные бока и чёсанные гривы породистых жеребцов. К тому же наездники держались слишком прямо, с надменным спокойствием управляя животным, к которому любой простолюдин и подошёл бы с опаской.

— Приветствую тебя, о сам брат дракона, даже тряпье на тебе не скроет твоего величия, — ухмыльнулся Хан, когда подскакал к своему собеседнику поближе.

— И тебе здравствовать и процветать, — ответил второй наездник. — Великого Хана тоже видно издалека, хоть он и хотел скрыть свой статус.

— Отрадно видеть, что сам брат Императора Поднебесной путешествует, не боясь ничего, по землям некогда своих злейших врагов, — мягко и загадочно улыбнулся Хан.

— Времена идут неумолимо, — парировал собеседник. — Ещё вчера враждовавшие великие Империи, сегодня могут жить бок о бок, заботясь об общем благе и материальном благополучии.

— Каким красивым слогом ты описал нашу нынешнюю торговлю, — восхитился Великий Хан. — Извини, при прошлой нашей встрече ты не представился.

— Ли, Великий Хан может звать меня просто Ли, — поклонился собеседник.

— О-о-о, — выразил наигранное удивление Великий Хан. — Я слышал, что раньше ты назывался другим именем.

— Я назывался многими именами, — подтвердил Ли. — Но в настоящее время я зовусь "Ли".

— Времена идут неумолимо? — усмехнулся Хан.

— Времена идут неумолимо, — подтвердил Ли.

Великий Хан рассматривал Ли с большим интересом. Он был очень похож на тех кочевников, которых ты постоянно встречаешь в орде. При желании Ли мог бы назваться любым ордынским именем и смешался с табунщиками с лёгкостью хамелеона. "Слишком много крови с востока," — подумал Хан.

— Зачем ты пошёл на такой риск и встретился со мною? — напрямую задал вопрос Великий Хан.

— Я не считаю это риском при текущем положении дел в орде, — также напрямую ответил Ли.

— Чем же плохи дела в Орде? — спокойно спросил Хан.

— Вы совершили много успешных походов, — начал перечислять Ли. — А любой табунщик будет рисковать жизнью только за золото, которого у него ещё нет, когда золота много — не каждый подставится под меч, в надежде получить ещё. Поэтому сейчас на север двинулись только те, для кого воевать не просто способ разбогатеть, а любимое ремесло. Вы были сильны очень долго и забыли, каково быть слабыми. Если орду разобьют северные племена, то её разорвут на части мореплаватели с запада, чинис с юга и Поднебесная с востока.