-  Так это ты?  Не она? –  протянул  Вардан,  и потрясенно покачал головой, неловко отводя взгляд в сторону.

-  Да, это я.  Наверное, все думают, что она. Ходить и вслух опровергать это для каждого, кто так думает, было бы глупо, не считаешь?  Но да -  она жертва и принесла себя в жертву.  А я всегда помню это и ценю, бл…ь!   Все это время  ценю и помню!  Она думала какое-то время – решалась,  притихла, потом съездила домой.  Вернулась и сказала, что  останемся вместе.  Но она думала!   И это я тоже помнил,  и все время боялся, не понимая этого сам.

-  А  взять из детского дома?

-  Она не предлагала, значит, не так уж сильно и хотела или тоже не знала – сможет полюбить чужого ребенка или нет?  Ты же понимаешь, что это разные вещи?  Он сказал, что это разная степень отчаянья.  Она же здорова и может  иметь их сама.  Выносить, выкормить - все то, от чего они так прутся  и что связывает потом.   Зачем ей готовые, чужие?  Он сказал, что  сейчас Алена  восприняла наш разрыв, как освобождение.  Где-то там – глубоко в своем подсознании.  И сейчас с каждой минутой  уходит все то, что нас еще связывает – любовь, дом, постель, рыбалка…  бл..ь, а больше  ничего и нет!  Она терпеть не могла всю остальную мою жизнь – моих друзей,  знакомых,  работу, эти приемы, встречи,  потому что стеснялась своей задницы.  И это внушил ей я!  Он больной?!

-  Тише!  Не узнаю тебя. Держи себя в руках, - одернул его Вардан, - могут услышать дети.

-  Да.  Дети.  Я привил ей этот комплекс неполноценности, я сделал это,  боясь потерять ее.   Сам втихаря гордиться ею и любовался, а она в это время стыдилась себя.  Может, даже умирала от стыда, но шла со мной – для меня.  Но я не особо верю в такое…

-  Я тоже, - спокойно и весомо высказался  Вардан, -   может быть, твои слова и оставили какой-то след, но Алена женщина здравомыслящая и не такая уж внушаемая.  Это просто его предположение, он ее не знает, даже не разговаривал с ней.  У нее здоровая психика, а вот в крепости твоей я уже начинаю сомневаться.  Он не все учел, не понял…  может,  потому и предупреждал, и настаивал на нескольких встречах.  Ну, а в результате, несколько…

-  Несколько – да, но не совсем ерунду сказал, потому что это многое объясняет, - отмахнулся Олег, -  да, еще мы обсудили ее характер.  Он там  тоже… но это не так.  Меня не напрягало.  Она  потомственная казачка и этим все сказано. И  я, ты не поверишь – горжусь даже тем, что она  вот  так  -  сковородой!  Плохо только, что промахнулась.  Или хорошо - она не пережила бы.  Совсем промазала бы по мне и эта… была бы мертва.  Смазанный удар… моя девочка…  Он сказал, что все почти бессмысленно, если только она не примет такую возможность… и если у нее еще что-то осталось ко мне.

-  И что это за возможность?  -  заинтересованно потянулся  к нему Вардан, но  тут же расслабился и откинулся на подушки,  усмехнувшись:  -  Тебе нужно было взять меня с собой.   Хотел бы я взглянуть на этого мужика.

-  В возрасте, седой, представительный.   Он сразу предупредил меня, что его методы… скажем так, нужно пережить, если уж все одним разом.  И что не панацея… просто вариант.  И что, если бы мы пришли с Алькой вдвоем… нафиг тогда он был бы мне нужен, спрашивается?  Если бы она со мной хоть куда-то пошла после всего этого?  И что я в этом понимаю?  Мне нужен был результат, а что в результате…?  Я завернул, да?  А в результате – предложить жене забеременеть на стороне.  Чтобы она прошла еще и через эту грязь по моей вине.  Я  переживу, ты не думай… если  этот ребенок вернет мне ее, буду любить, как своего.  Но  Аля  очень правильная – до зубовного скрежета иногда, там вся  семья  такая – идейная.  Она не пойдет на это.

    Он сказал, что, конечно,  можно предложить ей ЭКО от чужого мужика, похожего на меня.  Но тогда я не пройду сквозь  ту муку, - задохнулся он словами, - что прошла она по моей вине.  По мне должно ударить так же больно, как по ней.  И я  должен буду простить это и принять, только тогда будет шанс, что это сделает и она.   Так что ЭКО не совсем выход, да и шанс в таком возрасте – процентов тридцать.  Это время и чертовы повторы, порой многочисленные дубли – страшная мучительная нервотрепка, на которую они идут...   Для наших отношений этого времени нет.  А на то – другое, не пойдет она.  Не так быстро.  Выхода нет…  Этот «хирург»  успел  все за один раз – буквально выпотрошил.   На дополнительные сеансы не раскрутил, но о нас понял почти  все… почти.   Толковый мужик, но какой же он, Господи,  м…к!

   Олег ослабил узел галстука, потом совсем снял его, тяжело склоняясь на подушки  мягкого дивана.

-  Полежу.   А лучше прямо от тебя – в больницу.  Не долечился, хотя  русским же языком  предупреждали.  А теперь что-то страшновато – болит  и кружится голова.  Даже возит меня Олежка, боюсь садиться за руль.  А Борисов отпустил, понимает.  К июлю нужно быть, как штык.

-  В июле не намечается ничего такого, ради чего стоит рисковать здоровьем.  Я  займусь сам, если хочешь.  Могу начать уже завтра,  пройдешься потом...

   Дальше разговор переключился на работу, а потом  Олег незаметно уснул,  скорбно хмуря брови во сне.  Очевидно, выплеснув в разговоре напряжение и немного успокоившись.   Вардан  встал и прошел к дому, чтобы взять там легкий плед.   Жена беспокоилась и спросила, что такого случилось, почему разговор был таким громким? Ей пришлось увести мальчиков в дом.

-  Уже все в порядке, Асмик, просто проблемы на работе.  Нет, не у меня -  у Олега.  Не переживай, у  нас с тобой все хорошо, любимая. Все замечательно, прекраснейшая из женщин, - ласково провел он рукой по ее щеке.  А она улыбнулась и лукаво прищурила глаза, понимая, что означает такое настроение мужа.

   Потом он отпустил Олежку, который спал в машине и предупредил, что сам отвезет его начальника в больницу.  Узнает там все и присмотрит, чтобы тот не соскочил с лечения.

-  Скажите  врачу, что его пару раз рвало и, похоже,  есть сильная головная боль – постоянная. Я завтра не выйду тогда – отосплюсь?  Последние дни  был какой-то загон.  Спал по три часа в сутки.

-  Я передам Олегу Юрьевичу.  Конечно, отдохните.  Я думаю, что  никто не будет против.

   Все  следующее утро мы провели молчком.  Молчала баба Маня, рядом с ней помалкивала  я.  Не хочет человек общаться в угоду кому-то и в силу неважного личного настроения?   Я очень хорошо  понимала ее - имеет полное право, тем более – в своем собственном доме.  Мне тоже было не до разговоров, хотя настроение было… ровным.  Передумав все накануне, я быстро успокоилась  - откровения Владимира не потрясли и не оскорбили, это была просто информация – где-то неприятная, где-то лестная для меня.  Хотят, как женщину – лестно.  Характер дрянь – сама знаю и давно.  Меня не раз ставили об этом в известность на строительных площадках. Но ближе к обеду я  все-таки начала беспокоиться:

-  Мария Львовна,  вам  не понравился дом?

   Спросить прямо и по существу – понравился ли внук, я не рискнула.  Захотела бы  говорить об этом, сказала бы  сама.  Выяснять это и говорить о нем мне тоже не особо хотелось. Но она  озабочено  покачала головой  и отмахнулась: