— Ага. Ага, — сказала бабушка и щедро сыпанула пахучий красный порошок. — Но так будет лучше.

Зелье в котле мгновенно вскипело и с шипением превратилось в пар. Вот ведь ведьма.

Бабушка Генгема взмахнула рукой, и пар вылетел в окно.

— Можешь поверить, твой приворот сработает, как надо, — сказала она довольным голосом.

— А что, если я не планировала использовать это заклинание прямо сейчас? — спросила я, скрестив руки на груди.

Ответом мне была удивленно поднятая бровь.

— Если чувства, особенно такие, долго варятся или отстаиваются, они теряют свежесть. Ты что же, об этом не знала?

— Конечно, знала. Просто я хотела сделать все по-другому.

— Ой, не благодари.

Бабушка тщательно вымыла руки и надела на каждый палец по кольцу с драгоценным камнем, а потом достала хрустальный бокал и налила тонизирующего зелья из фляги, которую всегда носила с собой.

— Хочешь?

— Нет.

Я хотела сказать, что я уже взрослая, самостоятельная ведьма, которая в силах приготовить хорошее приворотное заклинание. Что у меня был план. Но промолчала, наступив на горло собственной гордости. По опыту я знала, что подобные беседы хорошо не заканчиваются. А мне надо было выяснить другое: с чем связано столь внезапное появление моих самых дорогих ведьм. Да еще и с таким количеством вещей.

— А где мама? — спросила я.

— Бастинда на заднем дворе. Доит какую-то козу с двумя дополнительными головами. Ее приволокли эти ее… Никогда не понимала вашей страсти к чудовищам. Взять второго бывшего твоей мамы… — Бабушка пригубила своего зелья. — А для кого предназначался приворот?

Я сделала вид, что не услышала вопрос, потому что уже шла через череду комнат, чтобы попасть на задний двор. С этим новым пространством это было не так-то и просто сделать.

Мама нашлась на заднем дворе. Она сидела на низкой скамеечке и действительно доила химеру.

— Здравствуй, Матильда. — Ко мне был повернут резкий профиль.

— Привет, ма.

— Ты мне не писала, а мои послания все время возвращались. Матильда, я волновалась.

Она повернула голову и обожгла взглядом глаз цвета черной смородины.

— Извини, ма, мне нужно было подумать… э-э-э… побыть в уединении и погрузиться в научную магическую работу.

— Кстати, погода приличная.

Я зарделась от удовольствия. Если ма отметила чары, то это значит, что колдовство выдающееся. Мне было приятно.

— Мы с бабушкой погостим у тебя, — сказала мама, поднимаясь и подхватывая ведро, в котором плескалось ядовито-бирюзовое молоко.

Химера стояла как вкопанная, похоже, ее шокировало столь вольное и решительное обхождение. Сначала похищение летучими обезьянами, а теперь еще и это.

— Молочка? — поинтересовалась моя матушка Бастинда с добренькой улыбочкой.

Я вежливо отказалась.

— И надолго вы заглянули в эти края? — светским тоном осведомилась я.

Хотела бы я знать, как они сюда пролезли. Но спросить — нет, решительно невозможно. Это означало бы подвергнуть свое колдовство сомнению…

— Нас привело твое письмо, — словно прочитав мои мысли, сказала она и больше вдаваться в подробности их с бабушкой появления не стала. Только усмехнулась. — Могла бы и раньше написать.

Она вскинула подбородок и посмотрела осуждающе. Я подавила желание начать оправдываться и долго извиняться.

— Ты верно уловила тенденции. И я рада, что ты понимаешь важность борьбы.

— Борьбы? — тупо переспросила я, не улавливая ничего.

— Сопротивления. Называй как хочешь.

Она пожала плечами и направилась в дом. Козья голова химеры принялась мирно пощипывать траву.

— К-какого сопротивления? — У меня начал подергиваться глаз.

— Ведьмы против магов. Мы с бабушкой в штабе.

— Ма? Вы что, затеяли какую-то войну?

— Да. Победоносную. И ты к нам, конечно же, присоединишься.

— Нет, — с ужасом выдохнула я.

Колени слегка подкосились, голова начала кружиться. Меня без моего ведома и согласия уже взяли в оборот и включили в ряды революционерок.

— Нет, я не хочу. У меня твари… магические. Исследование.

Но маму не могла сбить с намеченного курса такая мелочь, как несогласие участвовать в ее авантюре.

— Ведьмы рождены свободными. Мы должны бороться за естественное право творить любые чары без всяких идиотских ограничений. Мы не должны стыдиться своей сути. Но главное, пора положить конец, когда наши труды присваивают себе всякие балаболы. Хватит.

Я даже не могла представить себе масштаб катастрофы. А мама распалялась все больше и больше. Она затеяла переворот и погрузилась в интриги. Похоже, ей сделалось ужасно скучно со своими летающими обезьянами, и она взялась за политику и магов.

— Мы им покажем.

— Мы? То есть вы с бабушкой?

— Нет, конечно. Нас много. И не могла бы ты… хм… распутать линии, чтобы мы могли пустить сюда наших союзниц? Эти чудесные леса станут нашей партизанской базой. И будем совершать разрушительные вылазки.

— Я не позволю. Эти леса — мой заповедник, — взвилась я.

Мама повернулась, моргнула слегка удивленно и, видя выражение моего лица, предприняла обходной маневр:

— Хорошо. Вернемся к этому вопросу позже.

Мне стало понятно, что от меня не отстанут до тех пор, пока заповедник не наводнится самыми разными ведьмами. Я очень ярко представила себе, как они шатаются тут и там, строят свои козни, засоряют эфир разнообразным колдовством, суют свои носы куда только могут, склочничают и жалуются на погоду и условия. Потом за ними явится орда магов в балахонах, и начнется заварушка… И я в центре всего этого безобразия.

— Мы не сможем вернуться к этому вопросу позже, — твердо сказала я, — потому что пути и дороги были запутаны специально, чтобы никто не мог найти это место.

— С одной стороны, это очень удобно, — сказала мама. — Имеет смысл. Тайное убежище… откуда мы сможем рассылать указания и передавать чары. Но надо бы наладить каналы сообщения…

Она обращалась больше к себе, чем ко мне. Мысль ее причудливо вилась и изменялась вне зависимости от колебаний, которые производили мои слова.

— Кстати, ты видела, что бабушка доварила твой приворот?

— Да.

— Нехорошо оставлять такие заклинания недоваренными.

— Я знаю. Мне нужен был… А, неважно.

— Чувства могут остыть. И тогда все насмарку.

— Все было бы нормально, — огрызнулась я.