– Согласен, – признал Мазур не без неловкости. –Вот только должен напомнить, что мы с коллегой никого не расстреливали, болеетого, по моему глубокому убеждению, б о л ь ш е в и к о в в массе своей как рази перещелкал Сталин в тридцать седьмом.…

– Ну, я не имела в виду лично вас... Я о тенденциях. Что доСталина – вам лучше бы поговорить с одним моим знакомым, капитаном тигрерос,вот уж кто обожает вашего хефе как великого императора... Посмотрите, это ещечто?

Мазур взглянул в ту сторону. Железная дорога и автострадатут раздваивались – рельсы проходили над берегом неширокой спокойной речушки скоричневой водой, а бетонка круто сворачивала влево, тянулась по гребню крутогооткоса. Примерно метрах в четырехстах впереди им опять предстояло слиться, боко бок пройти по железному решетчатому мосту.

– В самом деле, любопытно... – вставил Лопес.

Поезд давно уже сбавил ход перед мостом, тащился по старым,изношенным рельсам не быстрее велосипедиста, и странноватую картину удалосьрассмотреть во всех деталях.

Почти перед самым мостом замерли два гигантскихтрака-лесовоза – задний с нелепо вывернутой кабиной остановился на самом краюгрязно-серой бетонки, заметно скособочившись, в состоянии столь неустойчивогоравновесия, что, казалось, ткни его хорошенько пальцем – и загремит под откос. Наискосокпо этому самому откосу, по сухой глине, улепетывали навстречу поезду тричеловека. Оступались, падали, катились, поднимая тучи серой пыли, вскакивали,перемазанные по уши, и вновь бежали, то и дело оглядываясь, что-то неразборчивовопя.

Поезд скрипел и погромыхивал сочленениями. Миновал троицубегущих – Мазур увидел раздернутые в крике рты, перекошенные лица. На душепочему-то стало тревожно.

– Да нет, глупости, – быстро сказал Лопес так, словноМазур высказал свою тревогу вслух. – Выстрелов не слышно, по обеимсторонам моста – блок-посты, там вроде бы все в порядке...

Дернул поднимавший жалюзи шнурок, высунулся по плечи. Мазурпримостился рядом.

Блок-пост, мимо которого поезд как раз проползал, выгляделнормально: низкий бетонный домик с плоской крышей, окруженной аккуратнымпарапетом из плоских мешков с землей, вокруг – стенка из таких же мешков, поколено рослому человеку, над ней виднеется пулемет на треноге, и часовой впятнистом комбезе стоит навытяжку, обеими руками прижав к груди длинную автоматическуювинтовку...

Их разделяло метра четыре. Мазур, еще ничего толком непонимая, но умея по профессиональной привычке включать при любых непонятностяхволчью тревогу, лихорадочно стал соображать, что могло заставить тренькнуть вподсознании некий звоночек. Конечно, провинция, конечно, глушь... но чересчургрязен и небрит, и взгляд скорее злой, встревоженный, напряженный, ничегообщего с лениво-отрешенным взором скучающего часового, приставленного кзатерявшемуся в глубинке полустанку...

Рядом Лопес громко втянул воздух сквозь зубы, издав то листон, то ли рычанье...

На грязно-серой бетонной стенке багровел широкий веер темныхподтеков, еще совершенно свежий, м о к р ы й, и это выглядело так, словно...

В узком дверном проеме показалась перекошенная бледнаяфизиономия – и под кадыком у нее вдруг возникла чужая рука, вмиг сдавившаягорло, втащившая человека назад, донесся приглушенный стон...

...словно человек, получив в грудь то ли длинную очередь, толи заряд из помповушки, со всего маху впечатался в бетонную стену и сполз поней, запачкав кровью...

И улепетывающие от грузовиков водители...

Оттолкнув Мазура без всякого почтения, Лопес отпрянул отокна – лицо часового стало еще более злым, он невольно дернулся, но поезд ужепроскрежетал мимо – одним движением свалил с багажной полки свою сумку,ухитрившись расстегнуть ее на лету, выхватил короткий черный автомат и ринулсяв коридор, звонко передернув затвор, успев рявкнуть:

– Герилья!!!

Секундой позже поезд затормозил так, что Ольгу вынесло изкресла и швырнуло к противоположной стене. Мазур поймал ее на лету и спинойвперед, отработанно, ловко завалился на пол, смягчив для нее приземлениесобственным телом.

В коридоре мелькнула спина Лопеса, ногами вперед прыгнувшегов окно. Поезд стоял, под потолком по-прежнему крутились вентиляторы, нопочему-то стало очень жарко.

Первые очереди, длиннющие, на полмагазина, затрещали намосту. Им ответили другие, скупее. На тепловозе солдаты, вспомнил Мазур,пара-тройка, кажется, и пулемет у них там есть...

Новые очереди, в хвосте. В их вагон пока что не влепило.Извернувшись, он выбрался из-под ошарашенной Ольги, метнулся к окну иосторожно, прижавшись к стене, посмотрел назад.

Над мешками торчали три плевавшихся огнем дула – неизвестныев три ствола лупили по хвостовым вагонам излюбленными здешним народомдлиннющими очередями. Похоже, проблемы экономии патронов перед ними не стояло.

Краем глаза Мазур увидел, что Ольга, оказавшаяся совсемрядом, тянется за своей кобурой.

– Куда, амазонка? – рявкнул он, невежливо отшвырнул вкресло. – Не женское это дело...

Стреляли с обеих сторон, и в голове поезда, и в хвосте.Сквозь беспорядочный треск очередей прорывались слитные, многоголосые вопли,кутерьма заворачивалась нешуточная. «Ловушка не захлопнулась, – сообразилМазур, – они рассчитывали нас прижать на мосту, но Лопес, похоже, рванулстоп-кран перед прыжком в окно. Все равно, при таком раскладе расчешут, как богчерепаху, вдобавок на тепловозе может начаться пожар, дизельное топливо вряд ливспыхнет, но вот сухое, как порох, дерево – а его в вагонах хватает – займетсятак, что мало не покажется...»

– Свали ее на пол и держи! – рявкнул он Кацубе так, чтоу самого заломило в ушах. – Отвечаешь!

Пусть напарник остается в тылу – контрразведывательныхмероприятий в этих условиях никаких не предвидится, а за Ольгой нуженпригляд...

Выхватил из кобуры пистолет, обдирая ногти, выдернул изжесткого неподатливого кармашка запасную обойму и кинулся в коридор. Недолгораздумывая, выпрыгнул в окно, по проторенной Лопесом дорожке. Привычноприземлился на полусогнутые, тут же завалился набок и прижался к твердой сухойземле, оценивая обстановку.

Он был на сравнительно безопасной стороне – блок-пост отнего отделяли вагоны, а те, что хулиганили на мосту, сосредоточили огонь натепловозе. Что ж, его поведение никак нельзя назвать неприемлемым: герильеро,собственно, стоят вне закона, и ясно уже, что отсиживаться под лавкой – тактикапорочная, пора всерьез подумать о самозащите. Вряд ли кто-нибудь из нападающихбудет столь любезен, что посреди всей этой катавасии обратит внимание на ихдипломатические паспорта и устыдится...

Прижимаясь к земле, Мазур пополз в хвост. Стрельба тамнемного приутихла, но ад стоял кромешный – то и дело в окна, закупоренныепробками из вопящих в слепом ужасе пассажиров, проскальзывал, выдиралсякакой-нибудь счастливчик и стремглав улепетывал куда глаза глядят. Большинствокидалось вверх по откосу, но более рассудительные попросту влились наземь изакрывали голову руками. Один такой едва не приземлился Мазуру подошвами наголову, Мазур перекатился к самому рельсу и то и дело, ползя по-пластунски,опасливо косился вверх: вряд ли есть для «морского дьявола» более унизительнаясмерть, нежели быть раздавленным насмерть ополоумевшими от страха аборигенами,вовсе даже не участвующими в веселухе...