и непогоды. Под деревьями было прохладно, пряно пахло хвоей. Неподалеку прыгал по камням ручеек. За ним вверх уходила сопка.

Место пришлось Ладову по душе. Оно напоминало родное Приморье. Раскидистым соснам было тесно в густом лесу, и они, стройные, как корабельные мачты, наперегонки тянулись ввысь. Лиственных деревьев в Приморье, правда, больше. Но здесь гораздо севернее, природа посуровее. А так ничего – жить можно… Зато начальник штаба, в распоряжение которого они были назначены, Ладову не понравился. Не по чину молод, розовощек, суетлив. Бегая по штабной палатке от одного к другому, майор восклицал: «Великолепно! Такое пополнение нам нужно позарез! Фронтовики на вес золота!..» В нем не чувствовалось солидности и, главное, по мнению Ладова, серьезного отношения к делу. Знакомя с обстановкой, начальник штаба выкладывал все, что знал. На их участке с японской стороны располагается Харамитогский укрепрайон. Известно, что там много дотов, дзотов, артиллерии…

Данных о предполагаемом противнике было, как говорится, кот наплакал. И когда начальник штаба умолк, Бегичев переспросил:

– И это, простите, все?

– Что поделаешь, – развел руками майор. – Сами знаем, скудновато: ведем только радиоразведку да наземное наблюдение.

Ладов про себя чертыхнулся. Какое там скудновато! Сидят будто с завязанными глазами, корма в ракушках! А ведь имеют целый взвод разведчиков!

– Ну а аэрофотосъемка? – поинтересовался Бегичев.

– Как же! Делали, но только со своей территории. Самолетам запрещено нарушать государственную границу, – пояснил майор со снисходительной улыбкой. – Да и тайга тут у нас сплошная. Ее рентгеном не просветишь. Сопки, болота – специфика…

– Неужели ничего нельзя придумать?

В словах Бегичева послышался укор, и начальник штаба обиделся.

– Вот и придумывайте! – воскликнул он. – Опыт у вас большой. Желание, вижу, тоже есть. Дерзайте!..

После такого «доброго» напутствия не оставалось ничего другого, как приступить к делу. Познакомившись с разведвзводом полка, Бегичев на следующий же день, прихватив Ладова, отправился на местность. Они побывали у пограничников, прошли с ними по дозорной тропе, посидели на пунктах наблюдения. Если у японцев на этих направлениях и имелись инженерные сооружения, то их маскировке можно было позавидовать.

– А что, командир, давай-ка я ночью махну на ту сторону, – предложил Ладов. – Все будет в самом лучшем виде. Такого языка добуду!..

– С ума сошел! – разозлился Бегичев. – Под трибунал меня хочешь подвести?

– И в мыслях не было, – буркнул Ладов. – Никто ж ничего не узнает. Сработаем чисто, комар носу не подточит. А с пограничниками договоримся. Они ребята славные, свои в доску…

– Думать забудь! Тут тебе не фронт. Можно на международный скандал нарваться.

– Что ж мы, так и будем в кубрике на гамаке полеживать? – насупился Ладов.

– Вот это ты верно заметил, Федор Васильевич, – смягчился Бегичев, с улыбкой глядя на сержанта. – Без работы нам действительно сидеть несвойственно.

– Ясненько, командир. Будем думать. Только сперва надо чуток оглядеться.

– Кто против? Тебе не хуже, чем мне, известна первая заповедь разведчика: не суйся в воду, не зная броду…

С этого и началась собственно служба на новом месте.

Жизнь на той стороне текла размеренно. Сменялись часовые. Лишние люди не появлялись. Через каждые четыре часа по дозорной тропе проходили патрули. Ладов на брюхе исползал участок и изучил все, что можно было рассмотреть наметанным глазом. Зацепиться было решительно не за что, хоть плачь! И опять он стал подумывать: а не махнуть ли в самом деле через границу так, чтобы никто не знал? Мысль назойливо возвращалась. Что он, никогда по тылам не шастал?.. Добудет языка – победителей не судят, а нет – с него одного спрос. Останавливала лишь мысль, что у командира все же могут быть большие неприятности.

Шли дни, разведданных не прибавлялось. И вот однажды Ладов обнаружил, что с той стороны тоже ведется пристальное наблюдение. Японских разведчиков было двое. Располагались они в искусно замаскированном окопе и обнаружили себя блеском стекол бинокля. «Салаги, что ли? – подумал Ладов. – Сразу видно, пороху не нюхали. Садануть сейчас по ним очередью из автомата, знали бы, как ворон ловить! За такую мазню я бы своим всыпал…»

Вскоре Ладов выследил скрытый ход, которым пользовались японские разведчики; установил, что дежурят они попеременно и дважды в сутки кто-то ходит в тыл, вероятно за продуктами.

«Хорошо, – размышлял сержант, – через границу лезть нельзя. На этом следует поставить крест. Значит, надо искать другой путь. Если гора не идет к Магомету… А почему бы и нет? Заставить японцев клюнуть на приманку!»

Ладов попытался поставить себя на место противника. На какую наживку клюнул бы он? Язык – вот единственное, на что следует делать ставку! Жаль, сам он для роли подсадной утки не подходит. Такими, как у него, габаритами можно запросто отпугнуть хлипких японцев. Кого же подсадить? Перепеча с его росточком, вероятно, в самый раз будет.

План Бегичеву понравился.

– А что? – сказал азартно. – Может получиться, если сыграем без единой фальшивой ноты.

Детали они продумали сообща. Ночью вырыли окоп у самой границы, тщательно замаскировали его, допустив лишь маленькую небрежность. Одна из ветвей, прикрывших бруствер, «оказалась» свежесрубленной и должна была днем непременно завять. Перепече предстояло сыграть роль вахлачка, не очень глупого, но кое в чем проявляющего халатность. Разок-другой следовало «случайно» показаться японцам при выдвижении на позицию. Ночью пару-тройку раз закурить, да так, чтобы хоть искорка или отблеск оказались замеченными; под утро же совсем не курить. Пусть японцы подумают, что русский солдат заснул… Предусмотрено было, кажется, все. Ладов расположился на опушке леса за деревьями, а Перепеча впереди, в окопчике.

…Четыре ночи сидели они в засаде, однако «мышеловка» не срабатывала. Ночи были темные, руку вытянешь – пальцев не видно. Лежа на подстилке из сухой хвои, накрытой плащ-палаткой, Ладов настороженно прислушивался к тишине. Придут или не придут? Так вроде все хорошо подготовлено. Не могли же там, за кордоном, его обнаружить… А вдруг разгадали? Противник – он ведь тоже не дурак.

С каждым днем энтузиазм Ладова шел на убыль. Если вначале дело казалось беспроигрышным, то сейчас такой уверенности у разведчика уже не было. Он в сотый раз мысленно проверял, все ли сделано как надо, придирчиво проигрывал каждую деталь операции, пробовал, что называется, на зуб, но ошибки не находил и отказывался понимать тех, что сидели на противоположной стороне. Им же на блюдечке преподносят великолепную добычу, только бери и тащи. Неужели не решатся?

Ладов задумался и вдруг задался вопросом: а решился бы сам? Поразмыслив, пришел к выводу: вероятнее всего, нет… Интуиция непременно подсказала бы: слишком явно подано, а потому подозрительно… Конечно, у самого Ладова двухлетний фронтовой опыт службы в разведке. Это