Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Армен Иванович? Это Виктория Берсеньева… Да, мы с моим помощником подъехали. Нет, не могу. Дело в том, что тут перед университетом в мою стоячую машину врезалась одна автоледи на «Форде», угрожает огромными связями, и я начинаю расценивать это как акт давления на следствие… Что? Да я-то спокойна… Что? Ну сильно, да. Одноглазые мы теперь, как Терминатор, помните фильм? Так точно, битвы еще не было, а глаз уже подбили. Хорошо, ладно. Мы ждем… да… хорошо… хорошо… спасибо.
Виктория нежно улыбнулась светлому образу далекого Мняцакяна и положила трубку. Мы вернулись в машину и включили двигатель, чтобы согреться. Филипп слабо мяукнул из своей переноски, мол, не забывайте, но особенно не усердствовал, понимал, что дело серьезное. Дамочка в оранжевых опушках метнула в наше лобовое стекло торжествующий взгляд и уселась в свой хитро прищурившийся «Форд».
Минут через пятнадцать у шлагбаума парковки остановилась черная машина с красной полосой, гербом и надписью «Следственный комитет». Из машины вышел небольшого роста кругленький товарищ с четырьмя капитанскими звездочками на погонах. Дама в оранжевых опушках, завидев его, мгновенно выпорхнула из машины и метнулась навстречу. Еще минуты через две у того же шлагбаума нарисовалась черная «Тойота Ленд Крузер». Подъехал мняцакянский джип, соблюдая все правила чрезвычайной важности: с включенной синей мигалкой, нахлобученной в спешке и торчавшей вбок, как шишка у драчуна после хорошей попойки.
– Ну раз уж в университете Год Гоголя, то воспользуемся цитатой из классики. Вижу, тут у нас немая сцена, как в финале «Ревизора», – проговорила Виктория, вылезая из машины навстречу уполномоченным гостям.
Лица участников действительно напоминали о финале великой гоголевской комедии. Дамочка с опушками застыла с открытым ртом, капитан попытался подобострастно спружинить навстречу высокому начальству, но так и застыл на полусогнутых. Сам Армен Иванович, иронично ухмыляясь, подплыл к капитану:
– Так, Савелий Сергеевич, а с чего это ты наших ведущих экспертов решил запугивать? Или это не ты запугиваешь, а тобой запугивают?
Савелий Сергеевич молча переминался с ноги на ногу, как нашкодивший пятиклассник.
– Виноват, Армен Иванович, – проговорил он едва слышно.
– А вы, Верочка, что ж такое делаете? Доцент университета, преподаватель, кандидат наук, а гостям города грубите?
Верочка только хлопала густо накрашенными ресницами. Мы с теткой переглянулись: суровым вырисовывался образ ставроподольского интеллигента.
– Так это вы тот самый эксперт… Бер… Берковская? – наконец выговорила коротко стриженная.
– Берсеньева, Виктория Александровна, – поправила Вика и тут же поинтересовалась: – А вы, случайно, не Вера Андреевна Ухтомская, специалист по Гоголю?
– Приятно познакомиться, – в смущении пробормотала Вера, не поднимая глаз.
А Вика вдруг воскликнула с неожиданной и, кажется, неподдельной радостью:
– То-то мне лицо знакомо! А я монографию как раз вашу читала, когда сюда собиралась. На обложке фото имелось. Точно, это ж вы!
Ухтомская на секунду застыла, глаза ее удивленно распахнулись, согнав с лица хищное выражение, но поскольку Виктория никак не высказалась о качестве монографии, решила лишь вежливо кивнуть и салонно улыбнуться.
– Ну, я смотрю тут все знакомые, а такой шум подняли из-за ерунды, – подполковник издевался, но развел руками и скорчил добродушное изумление на полном густобровом лице.
Большие черные глаза подполковника были непроницаемы. Ему явно было не до двух подбивших друг другу фары дамочек. Сама история с экспертом давно стала ему в тягость, но не приехать он тоже не мог, как и отказаться от эксперта вовсе, потому что Москва затребовала тщательного расследования. А ведь несчастный Мняцакян всего лишь попросил по-дружески филолога у соседнего региона, чтобы закорючку на экспертизе поставить.
– Я поеду тогда, – сказал тем временем подполковник, почти ничем не выдавая своего раздражения. – Завтра все для вас будет готово, Виктория Александровна. Савелий Сергеевич вот утром за вами в гостиницу заедет… Как вы и просили, я предупредил, можно с животными.
Он развернулся и пошел к своей машине, но на полпути вдруг развернулся:
– Да, девушки, ключи от обеих машин отдайте капитану.
Вика сделала шаг к Ухтомской, взяла ее под локоть и ласково проговорила:
– А мы с вами, пока суд да дело, вон в той кафешке посидим, про вопросы образования поговорим, не против? Или вы куда-то спешили?
Вера отрицательно помотала головой:
– Уже нет.
– Ну вот и славно!
Вернувшись в машину, чтобы забрать притихшего от нескончаемых стрессов Филиппа, я краем уха зацепил гениальную фразу Армена Ивановича, которая снова погрузила в атмосферу «Ревизора», пожалуй, не хуже чем немая сцена на парковке.
– Савелий Сергеевич, – тихо проговорил Мняцакян. – Завтра обе машины отремонтированы, женщины довольны, происшествия вообще на свете не было.
– Так точно, товарищ подполковник, – отрапортовал капитан, бросил какой-то неопределенный взгляд вслед уходящей жене и принялся за дело.
Как можно не верить человеку!
Даже если и видишь – врет он, верь ему, слушай и старайся понять: почему он врет?
Иной раз вранье-то лучше правды объясняет человека.
Филипп выглядел притихшим и несчастным. Что уж и говорить: намучился. Я надел на него ошейник, выпустил на снег, и кот, не заставив себя долго упрашивать, с невиданным мной доселе выражением крайнего благонамерения и серьезности на усатой морде стал делать свои дела. Оказывается, так он тоже умел, нужны были только дерево, швабра, переезд в другой город и в качестве вишенки на этом воспитательном торте – участие в дорожно-транспортном происшествии.
Пока кот охлаждался на свежем снежке, я набрал номер Инны.
– Да, – ответила она мне после недолгой паузы. – Алексей Шляпник, мой художник, а что?
– Как вы с ним познакомились?
Инна помолчала:
– Как все – по интернету, я разместила заказы на графику и оформление, Алексей взялся, – ответила она с каким-то сомнением в голосе, как будто не могла вспомнить.
– То есть вы только переписывались?
– В общем-то да, а что?
Инна вдруг всполошилась:
– Если что-то случилось, то сообщи хотя бы. Ты думаешь, что это он?
– Что он?
– Зарывает меня.
– С какой бы стати?
Инна протянула долгое «э-э-э». Потом выдавила, как бы спохватившись:
– Да совершенно ни с какой стати. Не морочь мне голову!