– Почему не может?

– По результатам заключений судмедэкспертной и криминалистической экспертиз. Убийца физически очень силен.

– Но женщины тоже бывают сильными.

– Да, как и мужская речь часто содержит признаки женской речи и наоборот. У нас слишком маленький объем текста, – проговорила Вика, хмурясь. – Кроме того, я предполагаю, что далеко не все жертвы Правдоруба обнаружены. Собрать эти сведения мы можем только одним способом – подключив вашу кафедру. Ну и проверить вашу версию тоже, конечно, не мешает, – добавила Вика, немного подумав.

Услышав последнюю фразу, Вера мгновенно смирилась, кивнула и произнесла покорно:

– Спасибо.

Правда, уже через несколько секунд она снова набрала воздуха в грудь, чтобы возразить, но передумала.

– А вот сейчас как раз самое время не молчать. – Виктория пошла ва-банк. – В чем проблема? Что у вас там на кафедре происходит?

Вера вздохнула.

– Обычный провинциальный курятник, – заметила она коротко.

– А поконкретнее?

Виктория открыла сайт объединенной кафедры русского языка и литературы Ставроподольского университета и увеличила общую фотографию членов кафедры.

– Давайте по порядку. Ларькова.

– Ларькова – языковед, – охотно откликнулась Ухтомская. – Когда в рамках укрупнения институтских подразделений литераторов объединили с языковедами, Людмила Ивановна возглавила общую кафедру просто потому, что языковедов оказалось больше. Ученый никакой. Фамилия говорящая. Торгует в кубышечку, мелким оптом дипломы продает, ни на что серьезное в науке не способна. Окружила себя бездарями и подхалимами. Отстегивает наверх, потому и сидит.

– Кто должен был стать заведующей вместо нее? – поинтересовалась Вика.

– Я, – просто ответила Вера.

– Почему?

– У меня имя в науке, я провожу конфернеции, грант на проведение Года Гоголя, между прочим, тоже я получила под мое имя и мои исследования. Только эти вампиры-трутни тут же присосались. Все попилили, меня саму вообще попытались оттеснить. По монографии, мной написанной, подвизались читать образовательные лекции. На меня даже не всегда ссылались. Можете себе вообразить?

– Очень хорошо представляю, – откликнулась тетка.

– Но не на ту напали! – запальчиво парировала Ухтомская. – Я провела свою серию мероприятий и освоила деньги гранта, не оставив им ни копейки.

– Как удалось?

– Откровенно говоря, связи мужа помогли, – снова вздохнула Вера. – Так бы сама я не справилась, конечно. Сожрали бы.

– Ясно. А кафедра что?

– А им в итоге только на плакаты и хватило. Видели – голубые такие, – где здравицу старым порядкам поют, а всем остальным предлагают знать свой шесток и не отсвечивать? Это все, на что хватило их креатива.

– А фиолетовые плакаты про дураков и сумасшедших, значит, ваших рук дело? Это вы их так изощренно обозвали?

– Мои, – понурилась Вера. – Глупо, знаю, но это такой народ, что другого языка не понимают. Скоро сами познакомитесь.

Вика рассмеялась:

– Не так и глупо. Настолько опосредованный способ оскорбления мне еще не попадался. И главное – в суд не подашь, классик все-таки.

Вера оживилась:

– Ой, это вы еще нашу избирательную кампанию в городскую думу не видели. За место главы думы боролись четыре кандидата. Врач, бывший священник, владелец сети магазинов ритуальных услуг и бывший председатель думы, профессиональный, так сказать, политик. Так вот этот последний развесил по всему городу плакаты с фотографиями своих конкурентов и подписью:

«Смерть, проклятье или боль.

Выбирай Ставроподольск!»

Дело было уголовное, тогда еще – по оскорблению.

– Ух ты, как у вас тут традиция дуэлей на плакатах развита, – восхитилась Вика так искренне, что сложно было разобрать, иронизирует она или действительно под впечатлением. И поинтересовалась: – А кто делал лингвистическую экспертизу?

– Я, – скромно подтвердила Вера то, о чем мы и так уже догадались, судя по ее осведомленности.

– Так мы с вами коллеги. Прекрасно! – кивнула тетка, улыбнулась и снова продолжила сыпать вопросами: – А куда заведующая собралась?

– Намолотила себе поездку в Испанию на два месяца, вроде как стажировка, и боится страшно, что тут без нее переворот совершится.

– Вами?

– Может быть. Если честно, то я сама хотела взяться за этого маньяка. Но так как я на кафедре работаю, а не в прокуратуре, как вы, то запрос должен был через кафедру пройти. Ну Ларькова и уперлась, ни в какую представление не подписывала, мол, у преподавателей полная загрузка, у меня еще и докторская диссертация на выходе, никак нельзя никому поручить. Да и муж был против. Дело серьезное, а опыта у меня и вправду маловато.

Теперь наконец стала понятна странная реакция заведующей на предъявленные мною документы из Следственного комитета. Сочла за происки конкурентки. А конкурентку она, видимо, побаивалась. Хоть капитан Ухтомский всего лишь капитан, но непосредственно в команде Мняцакяна работает. Да и Вера в научном плане противник сильный. Как и предположила Вика, высокий контекст не имел к нам ни малейшего отношения. Однако местечковая война престолов могла существенно повлиять на наши планы, и этот факт внушал серьезные беспокойства.

– Хорошо, – улыбнулась Виктория. – Будем считать нашу встречу на парковке судьбоносной. Давайте по значимым фигурам на кафедре теперь пробежимся. На кого можно опереться?

И тут мне показалось, будто в общественном туалете прорвало канализационный стояк.

– Нина Рыбникова, тридцать семь лет, – начала Вера Андреевна не без удовольствия. – Симпатичная давалка, которую приглашают на конференции не ради докладов, а из-за безотказности. Фоткается со знаменитыми филологами и писателями, ведет блог, где выкладывает фото. Очень тем гордится. Не замужем. Ирина Корсакова, пятьдесят пять лет. Умная, но ленивая. Давно на все забила, ждет пенсию. Замужем, двое детей. Екатерина Дрын, тридцать девять лет. В определенный момент женщина входит в возраст, когда ей все начинают желать жениха не только на чужих свадьбах, но даже и по поводу салюта в честь Дня города. Катя Дрын в этом моменте пребывает последние десять лет. Анна Гайниева, сорок лет, дремучий колхоз. Кофточка с блестками, юбочка плиссированная из прошлого века до середины колена. Как одевается, так и работает. Замужем, есть сын. Валерия Решетникова, пятьдесят лет, восторженная дура, кажется, и справка соответствующая имеется. В разводе, детей нет…

Если верить Вере, получалось, будто испокон веков нога ни одного приличного человека не ступала на объединенную кафедру русского языка и литературы Ставроподольского университета. Мужчинам досталось не меньше.

Славянинов, тот высоченный в джинсовом костюме, оказался, по словам Веры, геем.