Глава 15. Пьяный винегрет

Темнело. Летнее солнце садилось медленно и неохотно. Поручик Ржевский вез ротмистра Лейкина на своем коне из трактира домой, к Клавдии Васильевне. Сидевший сзади Лейкин мотался всем телом, держась обеими руками за поручика.

— Скажите, поручик, — промямлил он, — почему я сижу у вас за спиной?

— А вы хотели бы идти пешком? — сказал Ржевский, не повернув головы.

Вопрос сбил Лейкина с толку.

— Но пешком я не доеду, — с пьяной обидой заметил он. — Зачем вы меня гоните с лошади?

— Никто вас не гонит.

— Я не хочу торчать у вас за спиной, поручик! Как старший по званию, я должен быть всегда впереди. Я требую. Да-с! Пусть меня убьют. Я хочу заслонить вас своей грудью. Она у меня, к-конечно, не такая, как у Клавдии Васильевны, но все же… Ржевский, пустите, мне за вами ничего не видно!

— Не вертитесь, господин ротмистр, упадете.

— Из — за о — о — острова-а на стрежень, — дурным голосом запел Лейкин. — На просто — о — ор речно — ой волны-ы…

Не допев первого куплета, он сразу перешел на окончание. На словах «И за борт ее бросает» он попытался спихнуть Ржевского с седла, на что тот молча дал ему понюхать свой кулак, и Лейкин затих.

Но ненадолго.

И заныл, тычась носом в спину поручика:

— Пропустите меня вперед, господа, я с ребенком…

— А где ребенок?

— Ребенок, это вы, поручик! Ха — ха…

— Простите за сентиментальный вопрос, господин ротмистр, — сказал Ржевский. — Вы сегодня сколько выпили?

— Не помню, — честно признался ротмистр. — Со счета сбился… Хотя вру, я и не считал. На кой хрен мне считать? Я же не казначей.

— Вот когда вспомните, тогда местами и поменяемся.

Лейкин глубоко задумался.

— Послушайте, поручик, — сказал он немного погодя, — а сколько граммов в литре водки?

— Ровно столько, чтобы свалить наповал лошадь.

— А я вот, представьте, сижу! — похвастался ротмистр.

Поручик взглянул на него через плечо.

— Хорошо сидим, Семен Петрович. Вы только мне в затылок не дышите, сделайте одолжение.

— Да я вообще могу не дышать.

Лейкин надул щеки. Некоторое время они ехали молча, потом, выпустив из рук ментик поручика, ротмистр стал медленно падать с лошади. Если бы Ржевский вовремя не ухватил его за плечо, он точно бы грохнулся головой об землю.

— Не дышать я все — таки не могу, — печально признался Лейкин.

— Я слышал, где-то в Африке есть жаба, которая всю жизнь дышит через centre de gravite.

— Через что? — раздраженно переспросил Лейкин. — Через какой — такой центр гравитации? Скажите по-русски.

— Через сраку.

— А! Теперь понял. Что ж тут мудреного? Подумаешь, какая-то жаба! И я сейчас попробую…

— Лучше не надо, — поспешно возразил поручик. — Мы уже приехали.

— Куда?

— К Клавдии Васильевне.

— Она меня не примет. Я ее за один день пять раз дурой обозвал.

— Ничего, что-нибудь придумаем. Только вы, господин ротмистр, мне поддакивайте, что бы я ни говорил.

— Угу.

— И лицо сделайте страдальческое.

— Как это?

— Представьте, что вы лимон жуете.

— Я этот ваш л-лимон в глаза никогда не видел.

— Тогда представьте, что вам очень хочется, а Клавдия Васильевна не дает.

Лейкин скорчил мину.

— Так годится, поручик?

— Что надо!

Ржевский направил коня к окну. Оставаясь в седле, забарабанил по стеклу пальцами. Из глубины комнаты вышла женщина в ночной рубашке с наброшенной на плечи шалью.

— Чего вам? — проворчала она, открывая окно.

— Примите раненого, Клавдия Васильевна, — проникновенно сказал Ржевский.

— Господи, какого раненого?

— Вот этого. — Он обернулся к Лейкину и шепнул ему на ухо: — Перелезайте через подоконник. — Потом снова обратился к женщине. — Помогите же, помогите…

— Господи Боже мой, это ведь Семен Петрович, — запричитала она. — Где ж это он? Что с ним?

— Контузило, — мрачно ответил Ржевский. — Ногу, ногу держите. Осторожнее! Плох он совсем.

— Совсем плох я, братцы, — пробормотал ротмистр.

— Где ж это его угораздило? Или война началась?

— На учениях, мадам. Артиллеристы, сволочи, не в ту степь пальнули. Семен Петровича и накрыло.

— Накрыло меня с потрохами, — всхлипнул ротмистр.

— А чем это от него несет? — принюхалась Клавдия Васильевна. — Никак, водка?!

— Н — никак нет, лимонад, — оскорбился Лейкин. — Только не надо меня как мешок. Что вы, ей — богу, я же долбанусь, я же с раной… Ай, берегись! — и он грохнулся на пол под ноги своей любовнице.

— Это действительно была водка, Клавдия Васильевна, — сказал Ржевский с печальным и строгим выражением на лице. — Спирта, к сожалению, не нашлось. Мы его растирали, чтобы привести в чувство.

— Да ведь он пьян, как суслик!

— Через кожу впиталось, — не моргнув глазом, парировал Ржевский.

— А изо рта почему разит?

— По совету штаб — лекаря, и внутрь влили. Исключительно в лечебных целях.

— Лили, лили и п-перелили, — пожаловался Лейкин, тщетно пытаясь приподняться с пола. — Еще б немного и распух совсем. Эскулапы хреновы. Обращались со мной, как с отставной куртизанкой…

— Да-с, — тяжело вздохнул поручик. — Вот такой винегрет, Клавдия Васильевна. Вверяю гордость нашего эскадрона вашим заботам. Счастливо оставаться!

Поймав благодарный взгляд Лейкина, поручик Ржевский пришпорил коня и поскакал прочь.

Глава 16. Искушение

Поставив коня в стойло, Ржевский потянулся и сладко зевнул.

«Прилечь, что ли, на полчасика, — подумал он. — Потом перекушу и — на гулянку до первых петухов. Кажется, у купца Похлёбкина нынче бал дают. Повеселимся».

В избе Авдотьи Ильиничны было темно и тихо. Ржевский прошел до своей комнаты. Войдя, не стал зажигать свет и прямо в мундире завалился на кровать.

— У — у — йо, святые угодники! — взвыл кто-то у него под одеялом.

«Барышня? Как кстати! — обрадовался поручик, подобные пикантные сюрпризы ему были не впервой. — На ловца и зверь бежит».

— Кто тут прячется? — игриво спросил он, запустив под одеяло руку. — Шпион французский, таракан прусский?

— Я это, милок, — услышал он застенчивый сиплый голос.

— Три тысячи чертей! — воскликнул Ржевский.

Поспешно одернув руку, которая уже мяла бог весть что, он соскочил на пол.

— Какого черта вы делаете в моей постели, Авдотья Ильинишна?!

— Сплю, милок.

— Но это же моя кровать!

— Прости, милок, — кротко ответила старушка. — Видать, перепутала. Памяти нет ни на грошь. Вы, уж, не серчайте, батюшка.

«Была б ты помоложе!» — чуть не крякнул с досады поручик.

Авдотья Ильинична словно прочитала его мысли.

— А в молодости я с его превосходительством генералом Румянцевым спала, — похвасталась она, почесывая под одеялом ногу. — Один раз. Хороший был мужчина, видный. Все