Сразу за станцией Итабаси Эдо еще напоминал сельскую местность. По обе стороны дороги тянулись поля, сухие и золотистые после уборки урожая, и ряды декоративных деревьев. Время от времени на глаза попадались ворота святилищ или новые амбары, принадлежавшие каким-то местным вельможам. Одни районы находились на попечении городского управления, другие даже не были отмечены на карте Эдо[246]. При ближайшем рассмотрении они мало чем отличались от деревень, и жили в них преимущественно крестьяне[247].

Постепенно пейзаж менялся. Деревья, кустарники и поля уступали место безликим казармам. Эти длинные приземистые строения казались совершенно одинаковыми и на первый взгляд безымянными, однако на карте Эдо были отмечены имена самураев, которым они принадлежали, и родовой герб каждого красовался на верхней черепице на коньке крыши. Среди этих зданий встречались дополнительные резиденции и загородные дома больших вельмож, но в основном участки были мелкими и принадлежали ничем не примечательным людям. Здесь, на окраине столицы, в двух шагах от садов и рисовых полей, свои основные резиденции строили лишь младшие чиновники сегуната. Цунено знала двух юношей из своей деревни, ушедших в Эдо в надежде наняться в услужение к самураям. Быть может, теперь, проходя мимо неказистых домов, она вспоминала о них и спрашивала себя: неужели и братья Идзава живут за этими унылыми стенами и заборами или все-таки нашли работу в местах получше?

И вдруг неожиданно – как раз в ту минуту, когда уже начинало казаться, что кроме этого однообразного зрелища в Эдо ничего больше не увидишь, – с левой стороны ворвалось этаким диссонансом раздражающе яркое пятно. То были сверкающие красные ворота особняка главы клана Кага[248]. Прочные и массивные, они будто пламенели на фоне темно-серых камней, белых стен и пыльной дороги. В Эдо, где любая архитектурная особенность регламентировалась соответствующим законом или особым постановлением, красные ворота дозволялось иметь лишь вельможам, которые управляли целыми провинциями, или тем, кто женился на дочерях сегуна. Маэда Нариясу, глава клана Кага, был и зятем сегуна, и крупным землевладельцем. Его обширные владения – процветающий край, полосой тянувшийся вдоль побережья Японского моря, – ежегодно давали больше миллиона тюков риса. В преддверии свадьбы с дочерью сегуна он заказал для своего имения самые роскошные ворота, и права на пользование ими сохранялись исключительно за его женой.

Что увидела бы Цунено, если заглянула бы за эти ворота? Резиденция вельможи не была местом, куда простые смертные могли входить просто так, без разрешения, хотя некоторые пытались, и кое-кому это даже удавалось. Одним из таких ловкачей был вор по прозвищу Мышь[249]. Он действовал в столице за пятнадцать лет до побега Цунено, в то время, когда те красные ворота еще только строились, и за его похождениями восхищенно следил весь город. Грабитель проникал в богатые особняки, карабкаясь по стенам или протискиваясь в любую щель, найденную в ограде. Его добыча за один раз порой доходила до сотни золотых слитков. Однажды городские власти сумели поймать Мышь – ему поставили клеймо в виде татуировки и изгнали из столицы. Но и это не остановило его. После серии дерзких краж в вельможных особняках, стоявших вокруг замка Эдо, горожане поняли, что Мышь вернулся. Наконец в 1832 году его взяли с поличным. На сей раз второго шанса ему не дали. Городское управление вынесло приговор: провести грабителя по улицам города и казнить. Зеваки, которым посчастливилось увидеть, как его ведут на смерть стражники, вооруженные копьями и пиками, потом еще долго вспоминали об этом событии. По их словам, легендарный вор был самым обычным человеком, только щуплым и малорослым, что объясняло, как ему удавалось просочиться через любую щель.

Наверное, рассматривая высокие и мощные красные ворота, Цунено не решалась даже подумать, чтобы заглянуть за них во двор и тем более взобраться на ограду. Частоколы, решетки на окнах и основательный каменный фундамент выглядели неприступными – собственно, так оно и было на самом деле. Ведь подобные постройки прежде всего заявляли о первейшем долге вельмож: защищать свое государство как собственные владения. В строениях, расположенных по периметру двора, жили рядовые самураи Маэды[250]. Они только что прибыли из родного края в сопровождении десятков лошадей и сотен ящиков с оружием и припасами, чтобы состоять при своем господине, пока он не получит дозволения покинуть столицу следующим летом. Задача у них была простая: неотлучно пребывать в резиденции, при необходимости принимать парадный вид и наглядно демонстрировать мощь и славу рода, которому они служили. Коротая время, самураи обыкновенно пили, играли в карты, спали допоздна, сочиняли стихи и готовили непритязательные блюда, довольствуясь выдаваемым им довольно скудным запасом риса, сардин и маринованных огурцов.

Посещать главную часть поместья не дозволялось даже людям главы клана Кага, но как раз ее Цунено представляла себе неплохо. Девочкой она читала о таких домах и разглядывала их на картинках. Она легко могла вообразить все внутренние покои: длинные коридоры, обшитые блестящими деревянными панелями; просторные залы со свежими циновками на полу; лакированные подносы и фарфоровую посуду; дымку от курящихся благовоний. Двери не гремели, когда их раздвигали. В комнатах велись негромкие, утонченные беседы: обсуждали новейшие романы; сплетничали о красавцах актерах; пересказывали содержание пьес, которых никто из присутствующих не видел, так как дамы из высшего общества не могли позволить себе посещать театры, куда ходили простолюдины. Зато они целыми днями могли сравнивать свои шпильки для причесок, сматывать из цветных ниток ручные мячики[251], рассаживать миниатюрных кукол перед маленькими досками для игры в го[252] и расставлять чайные чашки размером с наперсток[253]. Они музицировали, играли в игры и со страстью продумывали свои редкие выходы в храм. Они все безупречно одевались. Любые предметы туалета заказывались у лучших столичных портних: пояса из привозного бархата; кимоно, целиком сшитые из набивного ситца; стеганые шелковые халаты для сна с вышитыми драконами и нарисованными вручную цветами. Даже Цунено, у которой по меркам провинции Этиго был весьма впечатляющий гардероб, не могла бы представить, сколько это стоило[254].