изношенное обмундирование и обувь, получали новое оружие, в частности, автоматы ППШ. До этого их в частях считали единицами, теперь выдавали сотнями.

Бойцы мылись, стриглись, брились, теперь уже в настоящих, бывших поселковых железнодорожных банях, там же проводилась дезинсекция белья и одежды.

Медслужбы полков занимались приёмом, медосмотром и санобработкой прибывающего пополнения. Естественно, что руководство этим делом, а также и постоянный контроль за ним, осуществлялся начсандивом. Пополнения поступило много, дивизия укомплектовывалась до полной штатной положенности, и, конечно, все вновь прибывшие нуждались не только в строгом медицинском контроле, но и в соответствующей политической работе. Поэтому часто посещение того или иного полка или подразделения начсандивом проходило совместно с комиссаром дивизии или начальником политотдела.

Иногда вечером, после окончания работы, Марченко приглашал Бориса к себе ужинать. Жил он в то время в посёлке Жихарево, занимая две комнаты в деревянном двухэтажном бараке. Его квартирная хозяйка (женщина лет пятидесяти пяти) очень приветливо встречала Марченко и Алёшкина и кормила их вкусным домашним ужином.

Однажды, приехав на такой ужин к Марченко, Борис с удивлением обнаружил в квартире Валю. А услышав, что та называет угощавшую их женщину мамой, он понял, что Марченко, очевидно, питавший к этой девице серьёзные чувства, вывез и её мать из Ленинграда и устроил здесь, недалеко от себя.

Между прочим, как стало известно Борису из рассказов всезнающего Вензы, Валя, видимо, по природе не отличавшаяся постоянством, да, кроме того, и не платившая взаимностью Марченко, очень скоро по прибытии в медсанбат начала соблазнять нового командира медроты — врача Сковороду, молодого и интересного человека.

Прокофьева строго выговаривала Вале, но сдержать эту порывистую, своенравную молодую женщину было нелегко. Опасаясь, чтобы дело со Сковородой не зашло слишком далеко, а отношения развивались быстро, и зная, что в первую очередь может пострадать именно Сковорода, Зинаида Николаевна упросила Марченко забрать Валю из медсанбата и перевести её куда-нибудь в другое подразделение.

Тот понял, в чём дело, и хотя о конкретном объекте нового увлечения Вали и не знал, организовал её немедленный перевод. При помощи санотдела армии он устроил её в госпиталь, где был начальником Перов. Весь персонал этого госпиталя состоял из женщин, а сам Виктор Иванович был настолько поглощён своими отношениями с патологоанатомом Евгенией Васильевной, что не представлял опасности. Да и к Жихареву этот госпиталь был расположен очень близко, что облегчало свидания с матерью и встречи с Марченко.

Между прочим, дружба начальника политотдела дивизии Лурье с дружинницей Аней Соколовой тоже окрепла и, по существу, уже перешла границы простого знакомства. Редкие свидания в батальоне не удовлетворяли их обоих, и начальник политотдела решил перевести Аню в ансамбль песни и пляски, организованный при политотделе дивизии. Соколова обладала недурным голосом, хорошим слухом, и её выступления на концертах встречались хорошо. Пребывание её в ансамбле было оправдано.

Нас могут упрекнуть, зачем мы об этом пишем. В произведениях о войне очень много говорится о героических подвигах, совершённых бойцами и командирами наших замечательных Вооружённых сил. В числе таких бессмертных героев были и женщины. И очень часто описывается какая-то сверхъестественная, прямо-таки неземная, любовь героев произведений, приводящая к гибели обоих или одного из них. И почти ничего не говорится о тех постоянных, обычных отношениях, которые могли возникнуть и возникали в сотнях, тысячах случаев между мужчинами и женщинами, вынужденными длительное время находиться рядом: общаться друг с другом, вместе есть, вместе спать, иногда укрывшись одной шинелью, вместе выполнять все те многотрудные обязанности, которые на них в равной степени, вне зависимости от пола, накладывала война.

Уже через год после начала войны появилось грубое и глупое сокращение «ППЖ» — походно-полевая жена, цинично оскорбляющее, на наш взгляд, вполне естественные отношения между постоянно общавшимися мужчинами и женщинами. Конечно, в этих отношениях не всё и не всегда было достаточно чисто и пристойно, с нашей сегодняшней точки зрения. Но если понять моральное состояние тех людей, которые были внезапно вырваны из мирной обычной жизни, оторваны от семей, то можно объяснить их тягу друг к другу. И ничего удивительного, что дружба между мужчинами и женщинами в огромном большинстве случаев приводила к интимному сближению. Это случилось с нашим героем в первые месяцы войны, а теперь, через год после её начала, он наблюдал, как то же самое происходило со многими другими. Даже в пределах одной дивизии образовалось бесчисленное количество парочек: Марченко и Валя, Лурье и Аня, Перов и Шацкая, комдив Володин и фельдшер Волошина, Картавцев и медсестра Бурева, старшина Красавин и медсестра Шуйская, старшина Бодров и дружинница Кузнецова, командир 50-го стрелкового полка и медсестра Фаина Хайруллина и ещё много-много других. И в большинстве случаев их отношения работе, службе не мешали, а, наоборот, приносили только пользу. Эти парочки помогали друг другу переносить тягости военной жизни, поддерживали один другого.

Были среди них и такие случаи, когда подобная связь роняла авторитет одного из партнёров, как, например, у Марченко и Вали. Но подобное было всё же исключением.

Трудно сказать, на что, сходясь, рассчитывали эти парочки. Ведь у одного из них, а иногда и у обоих, где-то за линией фронта или в глубоком тылу остались семьи. Как расценить их связь, не знаем… Но что их чувства в то время, когда они каждый день, каждый час рисковали жизнью и, как мы потом увидим, некоторые так и не дожили до конца войны, всё-таки заслуживают доброго слова, а не огульного презрения и осуждения, как это происходило после войны.

Мы ещё вернёмся к этому вопросу, когда будем описывать жизнь людей, так или иначе связанных с нашим героем, пока же ограничимся только одним. На войне — состоянии для человека противоестественном, когда каждому активному участнику её ежечасно, ежеминутно грозит смерть, а умирать никто не хочет, существует и должно существовать естественное стремление человека жить. Самая обыкновенная человеческая жизнь со всеми её многосторонними проявлениями, в том числе и с любовью — иногда настоящей, чистой, прочной и крепкой, сохраняющейся на всю последующую жизнь, иногда внезапной, кратковременной, но бурной и страстной, оставляющей след, а иногда мелкой, эгоистичной, расчётливой и, благодаря этому, опошленной и униженной до грубых, почти животных отношений. Во всяком случае, все эти чувства являлись проявлением жизни, которая и в военное время, и на фронте (а там, может быть, острее, чем где-либо) шла своими безудержными шагами, а, следовательно, чувства эти существовали, и отмахнуться от них, чего, быть может, многим и хотелось бы, невозможно.

Но достаточно об этом, вернёмся к нашему основному герою Борису Алёшкину.

Прошёл