назойливо бьется в голове. Ведь Захар раньше тоже не отличался примерным поведением, так почему об этом все давно забыли?

– Ответь только на один вопрос, – брат продолжает меня сканировать взглядом, полным осуждения, игнорируя просьбу Насти, правда, не вырывает руку и сдерживает тон. Видимо, чтобы не сорваться повторно в присутствии девушки. – Зачем, Лера? Тебе от этого какая радость? Или тебе доставляет удовольствие, когда другие страдают?

– Помнится, тебе раньше это тоже доставляло удовольствие, братишка, – не скрываю сарказма, уже отойдя от первоначального испуга.

– Это было давно, – Захар смотрит на меня исподлобья, произнося слова с небольшим нажимом. – С тех пор я сильно поменял свои взгляды на жизнь. Так скажи правду, – мы продолжаем пристально смотреть на друг друга в тишине, которую никто не нарушает. – Хотя бы раз в жизни будь честна, – довольно резко произносит последнюю фразу, наблюдая, как я поникаю окончательно.

Уже не боюсь, скорее, немного теряюсь. Не знаю, что ответить и как оправдать свой подлый (а именно так сейчас считаю) поступок.

В голове полный сумбур из мыслей, и я даже не пытаюсь следить за их хаотичными движениями. Так тошно и стыдно за свое поведение – хочется просто испариться, как привидение, чтобы не видеть родных глаз с презрением и осуждением во взгляде.

Только сейчас понимаю, какая же я дрянь. И глупо оправдывать свое поведение, пытаясь доказать всем, что я это делала из добрых побуждений.

Вижу, что Захар смотрит на журнальный столик, где со вчерашнего дня лежит пачка сигарет. Да, мне очень плохо, и брат это сейчас понимает – больше не осуждает, лишь внимательно изучает эмоции на моем лице.

– Да, это сделала я, – произношу на выдохе и перевожу взгляд на Настю. – Оба раза, – тяжело вздыхаю и опускаю глаза в пол. – Попросила Вику помочь, мы обычно друг другу всегда помогаем. Это розыгрыш такой, понимаешь?

Знаю, что мои оправдания и попытка себя хоть как-то обелить звучат жалко, но до конца не могу признаться вслух о своей подлости.

– Ты, главное, скажи, когда начинать смеяться, – Захар не дает Насте вставить ни слова, видимо, все еще опасаясь очередной гадости с моей стороны. – А то у нас с Настей проблемы с чувством юмора, – намеренно делает паузу, снова глядя на меня с презрением и не скрывая своего разочарования.

Во мне.

Черт, как же больно! Родной человек во мне разочарован и не дает даже шанса на реабилитацию. Хотя, о чём это я? Как можно оправдать мой поступок?!

– Ладно тебе, – машу рукой, изображая беспечность, но всё это лишь игра, которую нужно довести да конца. Сейчас они уйдут, и я вновь начну поедать себя поедом, уже вдвойне.

Делаю глубокий вздох, и снова переключаюсь на Настю:

– Сама знаю, что перегнула. В прошлый раз случайно вышло, никто не знал, что вы поссоритесь, и Захар приедет на вечеринку. План в голове возник мгновенно – подсыпали ему в виски снотворное, ну и отправили тебе смс. Вика разыграла бурную страсть, а ты увидела и повелась.

Под конец своего правдивого рассказа понимаю, что не могу больше лицедействовать. Это выше моих сил – груз вины давит, и я поникаю еще больше.

Из-за того, что безумно стыдно смотреть им в глаза.

Мой голос дрожит, и чувствую себя мерзко, глядя на свое поведение со стороны. Еще немного, и точно разревусь прямо здесь, перед Захаром и Настей, потому что…

Больше никому я не нужна со своими проблемами, душевными переживаниями и болью, которая не просто рвет душу внутри, но и рвется наружу.

– И не поверила Захару, – Настя констатирует факт с нотками горечи в голосе и грустно усмехается.

– Прости, – вырывается у меня довольно тихо, как-то само по себе.

И от этого, как ни странно, становится легче. Вижу, как брат с птичкой переглядываются, видимо, не понимая, что происходит и не ожидая от меня подобных слов.

Не верят. И скорее всего не простят…

Глава 19

– А вчера зачем снова подстроила наше якобы «свидание» со Степановой? – чувствую, Захар до конца не верит в мою искренность, продолжая на меня давить.

– Завидно стало, – мой голос продолжает дрожать, а по щеке непроизвольно катится одинокая слезинка. – Увидела вас в окно, когда вы садились в машину, а вчера в ресторане будто что-то щелкнуло в голове. Увидела телефон бесхозный – и как бес в меня какой-то вселился, не иначе. Ты же знаешь, – горько усмехаюсь, обращаясь к брату. – Я всегда действую на эмоциях, быстро и с размахом.

– Твою бы энергию, да в мирное русло, – цедит в ответ сквозь зубы, так и не веря мне до конца. – И это, дорогая сестрица, совсем не эмоции, а самая настоящая дурь и распущенность. Ведёшь себя, как сопливая малолетка! Саму-то от себя не воротит?

– Прости меня, братишка! – чуть слышно произношу из-за образовавшегося комка в горле, а слезы уже градом катятся по лицу. Нет ни сил, ни желания сдерживать себя, притворяясь сильной и стервозной. Всё, лимит исчерпан до дна! – Я самая настоящая тварь! – кричу в отчаянье, прикрывая лицо руками, так как сейчас мне безумно стыдно и больно одновременно.

Мой плач уже больше похож на вой. Просьба о прощении – самое верное в данной ситуации. И никаких оправданий не нужно – признавать свои ошибки не так уж и сложно, как мне казалось раньше.

Главное быть искренней. И больше никогда не причинять боль близким людям.

– Ну, что ты стоишь? – толкает голубоглазая блондинка в бок моего брата, когда у меня уже вовсю текут слезы по лицу, и остановить этот поток нет никаких сил – словно плотину прорвало! Меня накрыла самая настоящая истерика, никогда со мною такого не было. Хочется хотя бы на время стать слабой и беззащитной. Чтобы пожалели, как в детстве, и решили все мои проблемы. Вместо меня.

Понимаю, что такого не может быть, но все равно хочется…

– Я… – начинает Захар, глядя изумленно на Настю, однако девушка довольно строго произносит:

– Воды принеси, – смотрит на моего брата, на что он лишь фыркает в ответ, засовывая руки в карманы. – Не видишь, человеку плохо. Лера, – теперь уже обращается ко мне с какой-то теплотой и на лице, и в голосе. Подходит ближе и берет меня за плечи. – Ты чего? Да не расстраивайся ты так, я и не злюсь уже.

– Прости, Настя, – дрожащим из-за истерики голосом произношу, обнимая девушку и утыкаясь ей лицом прямо в шею. Сейчас она для меня олицетворение спасительной соломинки, которая не даст утонуть в пучине отчаянья и вины.

Я даже на