Адам забрался на нее.

– Нет, – сказала Кейт.

Адам поцеловал ее в лоб.

– Нет.

– В чем дело?

– Я не могу.

Адам скатился на свою сторону постели. Его голос стал жестким.

– Я знаю, что ты не можешь. Ты никогда не можешь. Не в этом десятилетии.

– Адам, прошу…

– У нас больше никогда не будет секса, верно? – спросил он, беря в руки книгу.

– Адам…

– У нас ведь больше не будет детей, так зачем нам секс. Так ты думаешь, да?

– Ты знаешь, что нет. И прошу, не говори так.

– Нет, я знаю одно: у нас не было секса с тех пор, как родилась Шарлотта. Тринадцать лет. Даже у чертова Принца больше радости, чем у меня. А у него нет чертовых яичек.

– Ты ужасен. Честно, ты превращаешься в чудовище.

– Что ж, тогда можешь записать меня к врачу. К ветеринару. Пусть мои тоже отрежут. Нет, вот что я скажу, почему бы разом со всем не покончить? Усыпи меня. Сделай всем одолжение.

– Адам, прошу, прекрати. Умоляю. – Она начала плакать. Я подошел утешить ее, запахи Саймона все еще ее окутывали.

Адам отложил книгу:

– Прости, Кейт. Прости.

– Ничего, – сказала она, отворачиваясь от него.

Адам поднял одеяло и вылез из кровати.

– Куда ты идешь? – спросила Кейт.

– Отведу пса вниз.

Хотя я пытался забыть о том, что сказала мне Джойс, я обнаружил, что мой разум блуждает во время урока Генри о проверке характера.

– Ты все пока понимаешь, Принц?

– Хм, да. Извини.

– Ты выглядишь слегка рассеянным. – Он внимательно следил за мной и был явно обеспокоен.

Я вздохнул:

– Это все Джойс.

– Джойс? – Молочные глаза Генри глядели на меня с любопытством.

– Она сказала, что-то случилось с тобой и Миком в парке. Ночью.

Генри сел на траву и начал излучать печальные запахи. Затем он взглянул в сторону кустов, где часто сидела Джойс.

– Генри? – Он не ответил, просто закрыл глаза и вдыхал тонкие запахи растений и животных, парящие на ветру. – Генри?

Он выглядел так, будто может сидеть так вечно, не говоря ни слова.

– Прости, мне не стоило ее слушать, – сказал я, отчаянно пытаясь вернуть Генри, в каком бы темном уголке он ни очутился. – Она просто подозрительная, возможно, все выдумала. Было темно, вокруг много запахов, ты знаешь, как бывает.

– Тебе известна история Джойс? – спросил Генри наконец. – Тебе известно, почему она бродяжничает?

– Нет, – ответил я, смущенный этим странным, как мне показалось, вопросом.

– Она рассказала мне как-то, много лет назад. Может, ты тогда еще даже не родился. – Вновь он посмотрел в сторону кустов, убедиться, что Джойс не следит за нами. – Ее мать жила на ферме, за городом. Но фермер, с которым она жила, был жестокий человек, он не хотел еще собак.

Я все еще не понимал, к чему все это:

– Да, но…

– И когда Джойс родилась, фермер хотел продать весь помет. Он поместил объявление в газете, спрашивая, хочет ли их кто-то. Когда он не смог продать их, то сложил всех в большой мешок. Дальше она помнит, что вокруг была вода. Фермер отнес всех щенков к реке и пытался их утопить.

Теперь Генри меня заинтриговал.

– И что случилось?

Генри сглотнул.

– Мешок отнесло вниз по течению, Джойс с братьями пытались выбраться, но узел был крепкий, отверстие в мешке узкое, а щенки уже подросли. Только Джойс с одним из братьев выжили, другие три погибли. И до сих пор Джойс винит себя за их смерть. Пытаясь выбраться из мокрого мешка, она стояла на своих братьях.

– Но как она оказалась тут?

– Когда они выбрались из реки, то нашли узкую дорогу, пошли в сторону, куда ехали все машины, и прибыли в город. Они чуть не умерли от голода, но в итоге добрались и обнаружили этот парк.

– А что случилось с ее братом?

Генри почесал за ухом.

– Они жили относительно счастливо какое-то время, бродили по городу, ели то, что оставляли люди на дорожках или в урнах. Но однажды, когда они вернулись в парк, они попали в беду.

– В беду?

– Ротвейлер. Он бежал прямо на них и пытался… с Джойс. Конечно, ее брат не был рад этому и хотел предотвратить нападение, но в итоге устроил драку. Пока он лежал, прижатый к земле, Джойс пыталась привлечь внимание хозяина ротвейлера, но он был в другом конце парка, слушал музыку.

– О, нет.

– Он погиб, ее брат. А труп люди нашли только через несколько дней.

– Бедняжка Джойс, – сказал я, но все еще не понял связи.

– После этого ротвейлер с хозяином больше сюда не приходили. Когда я появился здесь, Джойс уже потихоньку начала находить успокоение в своих привычках, хотя явно все еще винила себя за потерю.

– Ясно.

– Но теперь хозяин ротвейлера вернулся с новым псом.

– Кто? Я не…?

– Лир.

Я вспомнил бессвязное бормотание Джойс в тот день, когда произошла наша первая встреча с новым ротвейлером. И внезапно запах ее паники стал понятен.

– Так ты думаешь, это слишком для нее? Она теряет рассудок?

– Думаю, это слишком для любой собаки, как на твой взгляд?

– Ну, э, да. Полагаю, что так.

– Явно ее воспоминания вернулись. Она начинает бояться своей тени.

Возникла пауза:

– Думаешь, нам стоит поговорить с ней?

– Нет, – голос Генри был теперь резким. – Нет. Она не должна знать, что я тебе рассказал. Принц, понимаешь?

– Да, Генри. Я понимаю.

Я понял.

Джойс сходила с ума, так как винила себя за потерю тех, кто был для нее ближе всех. И я знал, что не позволю случиться такому со мной.

Поэтому, когда Кейт вернулась домой, вновь пахнущая Саймоном, я следовал за ней по пятам весь вечер в поисках новых подсказок.

– Принц, в чем дело? – спросила она меня. – Что ты хочешь?

Я помахал хвостом и постарался выглядеть так, будто не понял ее вопросов, так что она подошла к банке и достала печенье.

– Дай лапу.

Я сделал это, и Кейт отдала мне печенье. Она была в замешательстве, поскольку я продолжал следовать за ней еще какое-то время, пока она убирала в доме. Но позже, на вечерней прогулке, я понял, что совершил ошибку. Я должен был уделять больше внимания Адаму.