– Я ничего не чую.

– Что-то не так, – объявил Генри еще более серьезным тоном, чем обычно. – Иди за мной.

Он засеменил к кустам, держа нос высоко в воздухе. Я следовал за ним по пятам и тоже ощутил запах, на мгновение. Генри остановился, обойдя последнюю клумбу, его тело вздрогнуло. Что бы он ни увидел, это его остановило.

– Что там? – спросил я, подойдя ближе.

Но я уже распознал запах. Это была кровь. Собачья кровь.

Генри повернулся ко мне.

– Видишь? Там, между кустами.

Предмет не двигался, и мне было трудно сфокусироваться.

– Нет, я не… – но затем я увидел. Ее. Она лежала на постели из влажных листьев, с открытыми глазами, шея была черной, а трава вокруг была примята. – О, Джойс, нет.

Взяв себя в лапы, Генри подошел, чтобы исследовать ее поближе.

– Была драка, – сказал Генри. – И судя по сломанным кустам, дралась она отчаянно.

– Ты чуешь другого пса?

Генри опустил нос к горлу Джойс.

– Нет, – сказал он, – Только нас. Должно быть, дождь смыл запах. – Он понюхал еще. – Она мертва уже какое-то время, минимум день.

Я вновь взглянул на нее. На ее открытые глаза, вытянутые ноги, заглаженную назад шерсть. Казалось странным, что собака, проведшая большую часть жизни в кустах, должна умереть в такой активной позе. Она выглядела как переросший щенок, замерший в галопе.

Но когда я посмотрел внимательнее, то увидел, что в ее глазах застыл страх и шок. Будто тайна ее смерти оказалась хуже ее худшего кошмара.

– Мы найдем, кто это сделал, – сказал Генри.

– Как?

– Не знаю. Мне нужно подумать. А пока это не должно мешать твоей миссии. Твоя Семья должна быть на первом месте.

– Да, Генри, – сказал я, глядя, как муха приземлилась на участок ее шеи, который был так жестоко разодран. – Семья на первом месте.

Шарлотта заболела. Поэтому она не могла пойти в театр. Так она сказала, и в доказательство провела весь вечер, съежившись на ступеньках, держась за живот одной рукой и за перила – другой.

– Мам, я не могу.

– Мы купили билеты. Купили их несколько месяцев назад.

– Мам, вы идите. Я справлюсь. Возьми с собой мобильный, и если станет хуже, я напишу или позвоню.

Дело было в том, что она не заболела. Я знал, что она врет, но что я мог сделать. Она пахла здоровьем, как обычно. Я обнюхал ее с головы до пят, и на ней не было никаких больных запахов.

Хэл не облегчал жизнь.

– Мама, это же Шекспир. Шарлотта даже написать его имя не может.

Адам положил руку в карман куртки:

– Кто-нибудь видел ключи от машины?

Шарлотта издала стон и согнулась.

– Извини, мама, я не могу.

– Ах, вот они где.

– Ш-е-к-с-п-и-р, – произнес Хэл.

– Я лучше возьму очки, – сказала бабушка Маргарет. – Билл всегда говорил: «Помни про очки».

Кейт ничего не говорила, только смотрела на всех членов Семьи с растущим раздражением. Затем она взглянула на меня, по ее взгляду можно было предположить, будто она ищет что-то. Что, я не знал, но это определенно было то, что, как ей казалось, я мог ей дать.

Шарлотта смотрела из окна гостиной, как машина выехала на улицу. В миг, когда та исчезла, она побежала в коридор, сняла трубку и набрала номер.

– Привет, это я. Можешь приходить, они уехали.

Это было нехорошо. Кому бы она ни звонила, она явно нарушала правила. А нарушение правил плохо для Семьи.

Я последовал за ней наверх, в комнату родителей. Она подошла к зеркалу и начала выщипывать брови. Потом накрасила губы и затем вылила на себя столько духов, что полностью скрыла свой естественный запах.

В дверь позвонили.

Мы побежали вниз. Я лаял, но знал, что это бесполезно.

Дверь открылась. Я выбежал и обнюхал незнакомца, ища подсказки. Крепкие запахи подростка дрожали в воздухе. Табак. Затхлая моча. Пот. Похоть. Полное отчаяние. У него была доска на колесах. Ее я тоже обнюхал.

– Прости за собаку.

– Ничего, он клевый. Люблю собак. – Он потрепал меня по шее. – Как его зовут?

Меня было не обмануть. Я знал, кто треплет меня за шею. Это был Дэнни Томас. Настоящий чертов кошмар.

– Его зовут Принц. Весьма оригинально, знаю.

– Ладно, Принц, ладно, парень, так, хороший мальчик, хороший. Эй, это частная собственность. – Он убрал мой нос от своего паха.

Шарлотта рассмеялась и открыла дверь пошире, чтобы Дэнни Томас мог войти. Приглашала в дом опасность. Я заметил, что на нем был собачий поводок, как и на Шарлотте, он свисал с его больших, мешковатых джинсов.

Дэнни Томас вошел.

– Хороший дом, – сказал он.

– А я думаю, он ужасен, – ответила Шарлотта.

– Видела б ты мой.

Шарлотта пахла неловкостью, она спросила:

– У тебя есть собака?

– Да. Есть. У нас тоже лабрадор. Папа пытался забрать ее, когда они разошлись, но она досталась маме.

В его словах не было смысла. Если у него был лабрадор, он жил в счастливой Семье. Если только, конечно, лабрадора завели не слишком поздно. Так бывает. Генри мне рассказывал. Были лабрадоры, которые никак не могли спасти свои Семьи, уже пребывающие в неподконтрольной ситуации. Но это была редкость. Я никогда не встречал такого лабрадора. Или такой Семьи.

Дэнни Томас уселся на диван. Я сел перед ним, приглядываясь. И принюхиваясь. Шарлотта тоже села и положила голову ему на грудь.

– Когда твои мама с папой вернутся?

– Не знаю. Не раньше десяти.

– Если бы твой папа меня увидел, он бы меня убил.

– Не убил бы.

– Ладно, но яйца бы точно отрезал.

В этот момент я заметил его руку. Она тянулась, очень медленно, к левой груди Шарлотты. Шарлотта это тоже заметила, хотя, похоже, не возражала. К счастью, рука не несла в себе явной угрозы. Коснувшись груди, она замерла там, словно ждала чего-то.

– Что хочешь делать?

– Все равно. Что угодно.

Затем, без предупреждения, их рты сомкнулись. Я не знал, что происходит. Дремавшая рука начала двигаться.

Я заволновался.

Как далеко это зайдет? Я не был готов узнать. Я должен был действовать. Я должен был нарушить их настрой. Я должен был сделать хоть что-то.