Боль в плече так сильна и многогранна, что Мэлори представляет себе ее очертания. Она видит, как боль двигается вместе с плечом. Боль уже не острая, как в первый момент. Теперь она тупая и пульсирующая. Буйство красок поблекло до полутонов. Представляет Мэлори и днище лодки. Там теперь и моча, и вода, и кровь. Дети спрашивали, как мама себя чувствует. Мэлори сказала, что хорошо, но они ощущают ложь. Они слишком чуткие, на слово не верят.

Сейчас Мэлори не плачет, но без слез не обошлось. Слезы текли на повязку вроде бы беззвучно, только дети умеют дробить тишину на звуки.

«Так, ребята, закрываем глаза», – говорила Мэлори, усадив детей за кухонный стол.

Они закрывали.

«Что я делаю?»

«Улыбаешься».

«Правильно, Девочка! Как ты догадалась?»

«Когда ты улыбаешься, то дышишь по-особенному».

На следующий день эксперимент повторялся.

«Мама, ты плачешь».

«Верно. Почему я плачу?»

«Тебе грустно».

«А еще?»

«Еще тебе страшно».

«Правильно. Давайте попробуем снова».

Вода становится холоднее. Каждый мучительный гребок осыпает Мэлори брызгами.

– Мама! – зовет Мальчик.

– Что? – вскидывается Мэлори, услышав его голос.

– Как ты себя чувствуешь?

– Ты уже спрашивал.

– Я слышу, что тебе нехорошо.

– Я сказала хорошо, значит, хорошо. Довольно вопросов.

– Ты даже дышишь иначе, – вмешивается Девочка.

Так и есть, Мэлори сама чувствует. «Дыхание стесненное», – думает она.

– Это из-за гребли, – врет Мэлори.

Сколько раз Мэлори сомневалась в своем материнском долге, методично превращая детей в слушающие машины. До чего ужасно было смотреть, как они растут. Заботам Мэлори словно поручили двух детей-мутантов. Маленьких монстров. По сути, тварей, научившихся слышать улыбку. Быстрее самой Мэлори чувствующих, что ей страшно.

Рана на плече серьезная. Таких Мэлори боялась всегда. Мелких, потенциально опасных повреждений хватало. Когда детям исполнилось два, Мэлори оступилась и упала на лестнице, ведущей в подвал. Однажды несла воду из колодца, оскользнулась и ударилась головой о камень. А как-то почти наверняка сломала запястье. В другой раз на зубе появился скол. Как выглядят ее ноги без синяков, Мэлори уже забыла. Сейчас словно плоть от плеча отслаивается. Мэлори хочет остановить лодку. Хочет найти больницу. Хочет бежать по улицам с криками «Мне нужен доктор! Мне нужен доктор! Не то я умру, а дети умрут без меня!»

– Мама! – зовет Девочка.

– В чем дело?

– Мы плывем не в ту сторону.

– Что?!

Силы кончились, Мэлори увеличила нагрузку на здоровую руку, стала грести против течения и даже не почувствовала.

Вдруг Мальчик накрывает ее руку своей. Мэлори хочет оттолкнуть его, но догадывается, что он задумал. Мальчик сжимает весло вместе с ней, поворачивает его вместе с ней, словно крутит ручку у колодца.

В холодном, полном боли мире Мальчик чувствует, что ей тяжело, и помогает грести.

Лайка лижет тому руку. Слева от него, на устланном ковром полу гостиной, храпит Джулс. За спиной у Тома огромный телевизор на дубовой подставке. У стены коробки с пластинками. Лампы. Клетчатый диван. Камин, выложенный камнем, над каминной полкой большая картина, изображающая пляж. Тому кажется, это северный Мичиган. Над головой пыльный потолочный вентилятор.

Руку лайка лижет, потому что накануне вечером Том с Джулсом отужинали затхлыми картофельными чипсами.

В этом доме нашлось чуть больше полезного, чем в предыдущем. Прежде чем лечь спать, Том с Джулсом сложили в сумки несколько банок консервов, две пары детской обуви, две курточки и крепкое пластиковое ведро. Телефонный справочник не обнаружили. Видимо, в эпоху сотовых телефонные справочники превратились в ненужный раритет.

Зато обнаружили доказательство, что владельцы дома уехали из Ривербриджа в маленький техасский городок на границе с Мексикой. Попалось «Руководство для выживания в кризисной ситуации» с пометками. Попались длинные списки покупок, среди которых были запчасти и бензин. Судя по квитанциям, хозяева купили десять фонариков, три удочки, шесть ножей, канистры с водой, соленые орешки, пропан, три спальных мешка, генератор, арбалет, рафинированное масло, бензин и растопку. Пес лижет ему руку, а Том думает о Техасе.

– Кошмар приснился, – объявляет Джулс.

Том поворачивает голову: его друг проснулся.

– Приснилось, что мы заблудились и наш дом не нашли, – продолжает Джулс. – И Виктора я больше не видел.

– Ты же помнишь, что я в лужайку специально колышек воткнул? – спрашивает Том.

– Помню, – отвечает Джулс. – Мне приснилось, что его выдернули.

Джулс встает. Они с Томом завтракают орехами, лайка – консервированным тунцом.

– Давай перейдем через дорогу, – предлагает Том.

Трава лужайки сменяется асфальтом. Том с Джулсом снова на улице.

Солнце припекает. На свежем воздухе чудо как хорошо. Том хочет об этом сказать, но Джулс окликает его первым.

– Том, а это еще что?

Том, с завязанными глазами, поворачивается.

– О чем ты?

– Здесь какие-то колышки, Том. Похоже… Здесь палатка.

– Посреди улицы?

– Да, посреди нашей улицы.

Том подходит к Джулсу. Его метла касается чего-то, судя по лязгу, металлического. Том опасливо тянется во мрак и касается находки Джулса.

– Не понимаю, – говорит Том, кладет метлу на землю и обеими руками ощупывает край брезента, натянутого выше его роста. Вспоминается уличная ярмарка, на которую он однажды водил дочь. Дороги тогда перекрыли оранжевыми конусами. Сотни художников и скульпторов продавали свои работы – картины, рисунки, статуэтки. Продавцов разместили рядами – пойди пересчитай их! Каждый выставил свой товар в брезентовой палатке.

Том заходит в палатку, поднимает метлу над головой и прочерчивает широкую дугу. Здесь лишь четыре столбика, на которые натянут брезент.

«Военные», – думает Том. Палатка явно не ярмарочная.

В детстве Том слышал, как мать хватается перед подругами, мол, ее сын «не пасует перед трудностями». «Он старается решить любую проблему, – говорила она. – Интересуется каждой мелочью в доме». Тому вспоминались улыбки на лицах маминых подруг в ответ на такие рассказы. «Игрушки? Игрушки ему не нужны, – заявляла мать. – Ветка дерева для него игрушка. Провода за магнитофоном – игрушки. Понять, как открывается окно, – любимая игра». В таком ключе описывалась вся жизнь Тома. «Ему нужно знать, как что устроено. Задайте Тому вопрос. Если он не сможет ответить сразу, то непременно выяснит. Он из тех, кто решает проблемы. Любые». Том не считал свой характер исключительным, пока не родилась Робин. Дочкин интерес к сути вещей потряс его. Сейчас он стоит у палатки и чувствует себя не то мальчишкой, желающим понять, как устроена палатка, не то родителем, предостерегающим его об опасности.