и связанный с ним благородный пансион, как центр этого «культурного движения»[294]. Среди россиян того времени встречались признаки негативной реакции на «нерусское» направление в образовании, например статья «О воспитании» члена «Союза благоденствия» декабриста Н. И. Кутузова, где он предлагал закрыть все школы с иностранным персоналом и сделать их государственными.

Это предложение тесно сочеталось с целью министерства духовных дел и народного просвещения, созданного в 1817 году под руководством А. Н. Голицына, бывшего обер-прокурора Святейшего Синода и известного мистика. Министерство отменило многое из того, что было плодами реформ образования, проведенных в начале царствования Александра I[295]. Аналогичным образом, в анонимной статье «О вредном духе нашего времени», написанной примерно в то же время, что и статья Кутузова, автор жаловался, что иностранцы заражают и развращают молодые русские умы и что Московский университет является проводником для якобы «вредного духа». Автор предупреждает об опасностях образования: чтение книг и разных сочинений без способности «познать настоящий их смысл» приведет к тому, что «станут судить и мнения свои излагать о предметах выше их круга», и заключает, что «нет зла, которое бы было опаснее для такой великой, сильной, могущественной и не удобопоколебимой настоящею своею верностию и любовию подданных к Государю своему Державы, как распространение народных училищ и университетов»[296]. Такие взгляды нашли бы сторонников в окружении Александра. Например, реакцией А. Х. Бенкендорфа на признаки беспорядков в вооруженных силах, особенно в гвардейских полках, было предупреждение царя в 1821 году, что офицеры-кадеты должны прекратить «посещать частно преподаваемые курсы, особенно политических наук», которые могут нанести «величайший вред»[297].

Но вскоре еще более деструктивные взгляды на этот вопрос повлияли на впечатлительного Александра I, и результаты его образовательной реформы имели ужасные последствия для будущих перспектив дворянства. 2 ноября 1823 года М. Л. Магницкий написал императору о состоянии народного образования, которое, по его мнению, находилось в тяжелом положении, так как большая часть его составляла «заговор на Бога и царей». Он предупредил, что там, где есть конституции, там «свобода книгопечатания, или, что одно и то же, беспрепятственное волнение и необузданность мнения общественного, т. е. труба для глаголов князя тьмы». В своем письме Магницкий осудил немецкого философа Фридриха Шеллинга как «систематического и глубокого врага Бога», который требует от правительства терпимости к интеллектуальной свободе университетов. Осудил он и «разрушительную философию» Иммануила Канта, от которой, наряду с другой немецкой, английской и французской философией, российская система образования должна была очиститься. Он призвал к разработке плана народного воспитания, должным образом регулируемого правительством «по четко определенным направлениям», который должен охватывать все классы государства, включая как мальчиков, так и «необходимо» девочек. Предвосхищая формулировку С. С. Уварова официальной народности в царствование Николая I, Магницкий настаивал на том, что «православие и благоговение к помазаннику Божию должны быть основанием русского народного воспитания»[298].

Сам Магницкий продемонстрировал, что «нет ничего легче», по его собственным словам, чем внедрить эту систему, «очистив» Казанский университет, куратором которого его назначил Голицын, и дав волю своему ревностному другу Д. П. Руничу в Санкт-Петербургском университете. Рунич сменил С. С. Уварова на посту его куратора в 1821 году, всего через два года после издания университетского устава. Все это резко контрастировало с совсем недавним основанием Царскосельского лицея (в 1811 году) и Санкт-Петербургской публичной библиотеки (в 1819 году), но, конечно, действия Магницкого и Рунича соответствовали контексту аракчеевщины. Поэтому неудивительно, что дворянство продолжало враждебно или в лучшем случае равнодушно относиться к культуре и образованию, учитывая, что правительство и его официальные лица, казалось, делали то же.

Согласно одному источнику того времени, дворянство мало пользовалось Публичной библиотекой в первые годы после ее открытия:

Скажем несколько слов и об интеллектуальной жизни тогдашней публики, которая совершенно игнорировала Публичную библиотеку. Вот что пишет О. А. Пржецловский о библиотеке в 1820‐х гг., когда ею управлял А. Н. Оленин: «Для получения желаемой книги вы записывали ее на авось, и также на авось искал ее в этом хаосе дежурный библиотекарь. Если вы вообще были счастливы в азартных играх, то дня через три-четыре получали желаемую книгу, не то библиотекарь предлагал вам другую из того же отдела литературы и наук, найденную вместо требуемой»[299].

Весьма пессимистичная и осуждающая оценка образованию молодых дворян появилась в первые месяцы царствования Николая I — ее автором был граф И. О. Витт, командир южных военных поселений при Александре I. В другой своей роли, в качестве главы региональной тайной полиции, он стремился внедриться в Южное общество декабристов. Поскольку предполагаемые недостатки были косвенным продуктом и особенностью правления Александра I, этот документ заслуживает нашего внимания. Витт отвергал образование, доступное для большей части дворянства, как «поверхностное» и утверждал, что большинство русских дворян состоит из «людей бедных», которые сами не имеют образования и не в состоянии дать образование своим детям и поэтому «вынуждены оставлять их в природном невежестве». Эти «полудикие питомцы лесов и степей» жили в своих деревнях, отрезанные от общества и неизменно презираемые своими более состоятельными соседями. Далее Витт описывает кадетский корпус как заповедник богатой знати, откуда, как он утверждал, большинство выходило без «тени образованности», в то время как частные пансионы производят «недоученных невежд». Письмо Витта завершается следующим весьма нелестным описанием современного русского дворянства и его низкого образовательного уровня:

[З]а исключением некоторых достойных людей, дворянство наше состоит: 1) Из безграмотных, грубых и неимеющих понятия об истинном благородстве невежд. 2) Из недоучившихся кадетов. 3) Из неокончивших или худо слушавших курс студентов. 4) Из полуфранцузов, часто при блестящей наружности не имеющих никаких сведений, с испорченностью нравов, без любви к отечеству, с ненавистью к правительству, без познания самого Бога![300]

Н. Ф. Дубровин, писавший в конце XIX века и цитирующий В. Н. Каразина, выразил, по сути, то же самое мнение в увлекательной, но чрезмерно пессимистической оценке дворянства начала столетия. Правительству Александра I были нужны способные люди для поступления на госслужбу, «но их не было», — утверждает Дубровин. «Аристократия и богатое дворянство уклонялись от принятия должностей, было мало знающе, пусто, а деревенские их подражатели — невежественны». В провинции ситуация была хуже, так как там вообще не уделялось никакого внимания образованию. В результате их дети росли «дикими» и были ничем не лучше своей дворни[301].

В начале правления Александра I В. Н. Каразин был настолько горячим сторонником реформы образования, что его предложения о создании специального правительственного министерства и университета для Украины в Харькове были