Он достал конверт, открыл его. Внутри были фотографии Жана, статьи о нем, с маниакальной аккуратностью вырезанные из газет и журналов.

– Мы имеем дело с поклонницей, если только она не работает твоим пресс-атташе.

– Она слишком молода, чтобы быть моей фанаткой. Как правило, я нравлюсь домохозяйкам за пятьдесят.

– Ты неотразим.

– Это не смешно. Что мне грозит, если она подаст заявление?

– Ты же знаешь, я не люблю воображать что-то плохое, пока оно не произошло.

Лео позвонил Александру, он должен был находиться в квартире и мог сообщить какие-то подробности, но племянник не отвечал. Жан сидел, обхватив голову руками, в угнетенном состоянии, не в силах отвечать на звонки и сообщения, ежесекундно приходившие на его телефон. У Лео были знакомые в полиции. Пока Жан нервно просматривал свою ленту в твиттере, он сделал несколько звонков. Положил ладонь на телефон брата и сказал:

– Теперь мы успокаиваемся и ждем.

Жан не слушал его, он заходил в свои соцсети – нужно было любой ценой показать, что ему не в чем себя упрекнуть. Он выложил в инстаграм фотографию, где сидит на солнце и читает, – воспоминание о последнем отпуске на Бали.

Спустя несколько минут зазвонил телефон Лео. Жан видел, как по ходу разговора лицо брата мрачнеет. Лео опустил руку с телефоном:

– Ночью в комиссариат квартала Гут-д’Ор было подано заявление об изнасиловании.

Жан закрыл лицо руками, медленно провел ладонями по щекам:

– Так я и знал! Надо было соображать! Вот идиот! За последние сорок лет я ни разу так не прокалывался, а тут свалял дурака, как мальчишка!

Лео молчал.

– Скажи что-нибудь! На меня же подали заявление об изнасиловании!

– Да, заявление подали. Но не на тебя, а на твоего сына.

Александр уже сорок пять минут занимался на беговой дорожке, когда в квартиру явились трое полицейских. Александр сам открыл им дверь, он был дома один, отец так и не вернулся. Он постарался сохранить спокойствие, скрыть тревогу. Он встретил полицейских в брюках для бега, с голым торсом, запыхавшийся, весь в поту. Полицейские спросили, действительно ли он – Александр Фарель, и он кивнул. Они показали служебные удостоверения и вошли в просторную квартиру, обставленную старинной мебелью, подозрительно поглядывая на молодого человека, словно тот мог в любой момент достать пистолет из кармана спортивных брюк и расстрелять их в упор.

– Мы здесь потому, что одна молодая женщина подала на вас заявление. Она обвиняет вас в изнасиловании.

– Я не знаю, о ком вы говорите, это какая-то ошибка.

– Мы получили ордер и намерены произвести обыск.

– Но это квартира моего отца, журналиста Жана Фареля, а я живу в Калифорнии. Вы не имеете права.

– Деяние имело место во Франции.

– Это ошибка, погодите, я кое-кому позвоню, и…

Полицейский прервал его, сказав, что они выполняют приказ, и знаком велел своим подчиненным приступить к делу. Они натянули перчатки и начали обыск с его комнаты: вывалили на пол содержимое шкафов, опустошили все ящики, перевернули матрас и перетрясли подушки.

– А это что такое? – спросили они, указывая на увесистый чемодан.

– Я собирался вернуться в Штаты.

– Теперь это невозможно. Лучше сдай свой билет, если не хочешь потерять деньги.

– Не тыкайте мне!

Александр стоял в углу, ощущая полное свое бессилие. Они взяли его компьютер. Он умолял его не трогать, без компьютера он не сможет работать, он даже не поставил на него пароль, а скоро у него экзамены, и все материалы там, но полицейские подняли его на смех:

– Посмотрим-посмотрим, что ты тут прячешь, жесткий диск нам все расскажет.

Они обшарили его карманы, прощупали подкладку пиджаков и кардиганов, разобрали чемодан и неожиданно в кармане одной из курток нашли желтые трусики.

– Это чьи?

– Одной моей подружки.

– Как ее имя?

– Я не обязан вам отвечать.

Один из полицейских подошел и надел на него наручники.

– С настоящего момента вы задержаны. На срок до сорока восьми часов. Ваши права вам будут зачитаны по прибытии в комиссариат. У вас есть право на медицинскую помощь и на адвоката. Если у вас нет адвоката, вам будет назначен государственный защитник.

Александр все повторял, что ничего не понимает, что это какая-то ошибка. Полицейские вытолкали его к выходу и на глазах у консьержки и соседей, наблюдавших за происходящим, запихнули в фургон.

– Куда мы едем?

– В первый отдел уголовной полиции. Там тебя приласкают.

Александра привезли туда и сразу же заперли в маленькой камере, зловонные стены пахли мочой и потом. Он сел на скамейку и заметил рядом унитаз без сиденья, заляпанный фекалиями и остатками пищи. Его затошнило, у него закружилась голова. Ему было так страшно, что он весь дрожал. Ему сообщили, что назначенный адвокат скоро приедет и он сможет пообщаться с ним в течение тридцати минут. Если по истечении суток задержание будет продлено, то ему дадут разрешение еще на одну тридцатиминутную встречу с адвокатом. Он сел на скамейку, стиснув голову руками. У него забрали все: компьютер, бумажник с документами, телефон. Его сосед, мужчина лет сорока, спросил, за что он здесь оказался. Александр ответил, что не знает, что он ни в чем не виноват. Другой сосед расхохотался:

– Я тоже, парень. И знаешь, что я тебе скажу? Мы тут все такие.

Александр сосредоточился: если он хочет выжить, нужно быть сильным, нужно приспособиться к этой новой ситуации. Он вспомнил речь одного из профессоров, произнесенную в первый день учебного года в Стэнфорде: «Все вы блестящие студенты, вы отличаетесь пытливым умом и высокими амбициями, но то, что всегда будет отличать вас от всех остальных, – это ваша приспособляемость. – И тут этот крупный математик, специалист по алгебраической топологии, процитировал Дарвина: – Выживает не самый сильный и не самый умный, а тот, кто лучше всех приспосабливается к изменениям».

Переломным моментом стало известие о случившемся – утренний звонок жены Адама, ее гневный, обличающий голос, яростные упреки. Клер старалась держать себя в руках, не терять достоинства, сопротивляться приступам умопомешательства, но внутри у нее что-то оборвалось, всем своим существом она стремилась отклонить удар в надежде, что сын представит другую версию, имеющую моральное оправдание, которую она противопоставит версии Милы, но Александр выключил телефон, и Адам сказал, что это подтверждает его вину, поэтому она не нашла иного выхода, кроме как позвонить Жану, чтобы он ее успокоил и убедил, что это всего лишь кошмар, что он все уладит, но он только сказал: «Это ты во всем виновата» – других слов для нее у него не нашлось. Он был в курсе и пытался с ней связаться, Лео получил информацию, было подано заявление, а больше он ничего не знает. Адам раз за разом излагал последовательность событий так, как его жена описала по телефону: «Он ее несколько раз изнасиловал! Он угрожал ей ножом!» – а Клер возражала, что это невероятно, как будто слова могли унести ее в параллельный мир, где ее сын ни в чем не виноват. Она не верила в возможность изнасилования, у Александра все шло хорошо, он счастливо жил в Штатах, у него не было причин проявлять жестокость. Адам закончил разговор и теперь пристально смотрел на Клер, не в силах вымолвить ни слова. Он схватил куртку и направился к входной двери.