– Ты с ней не спал?

– Нет.

Александр сжал ладонями лицо:

– Я хочу выйти отсюда, я тут с ума сойду. Мой отец может внести залог. Мне нужно улететь не позднее завтрашнего вечера.

– Ты насмотрелся американских сериалов, у нас здесь не Соединенные Штаты. Тебе придется набраться терпения, потому что это может затянуться на сорок восемь часов. Они сделают все возможное, чтобы ты признался. На этом этапе у меня нет доступа к материалам дела, я в полном неведении, действую вслепую, поэтому все, что ты мне скажешь, очень важно. Я буду присутствовать на всех твоих допросах. Цель первого – установление личности, тебя спросят о твоем семейном положении; на следующих допросах речь пойдет об обстоятельствах дела. Полицейские всегда применяют технику «воронки», то есть задают сначала общие вопросы, при этом ты чувствуешь себя свободно и способен солгать, потом вопросы становятся все точнее и ближе к обстоятельствам дела, и тут их цель – загнать тебя в угол, поймав на неточностях, допущенных в самом начале. В общем, это покер лжецов: полицейские не раскроют карты до самого конца срока задержания. Ну что? Все понятно?

Александр кивнул. Мэтр Селерье продолжал:

– Первый допрос продлится от получаса до часа, не больше. Ты можешь молчать, но мне не кажется, что такая стратегия будет верной, тебе вполне могут потом это припомнить. Ты отвечаешь только на тот вопрос, который тебе задают, больше ничего не говори, будь краток и точен, не впадай в панику. На данном этапе наша цель – вытащить тебя отсюда как можно скорее. У тебя никогда не возникало проблем с законом?

– Нет, никогда.

– Тогда начинаем спокойно работать.

Оба встали. Мэтр Селерье ободряюще похлопал его по спине:

– Все будет в порядке.

– Подождите, я должен кое-что вам сказать.

Молодой адвокат замер.

– Хорошо бы не поднимать шум вокруг этого дела. Я сын Жана Фареля.

– Телеведущего?

– Да. А моя мать – писатель и публицист Клер Фарель.

– Ее я не знаю.

– Я что хочу сказать: если эту историю предадут огласке, это им сильно навредит.

– Лучше подумай о себе, о’кей? Ты совершеннолетний, и судить будут тебя, а не твоих родителей. Ты хочешь, чтобы я им сообщил?

– Нет, не сейчас.

– Послушай, на данный момент у меня нет доступа к материалам дела, я не знаю, что наговорила девушка, значит, ты ведешь себя тихо, последовательно, не меняешь показания во время допроса, договорились?

Александр едва заметно улыбнулся:

– Думаю, с этим я справлюсь.

Они вошли в комнату, где была установлена камера. Начался первый допрос. Следователь, женщина лет сорока или немного моложе, сообщила Александру, что его ответы будут записаны на видео. Он сидел на стуле очень прямо, как будто парализованный. Она показала ему фотографию молодой женщины, написавшей на него заявление: это действительно была дочь Адама. Да, он с ней знаком. Нет, он с ней не спал. Когда его спросили, откуда взялись следы его спермы на одежде жалобщицы, Александр признал, что у него произошло семяизвержение после того, как она «по своей воле» сделала ему минет.

У него взяли пробы для анализа ДНК, его сфотографировали во всех ракурсах, потом снова поместили в камеру на четыре часа до возвращения адвоката, чтобы провести второй допрос.

Вквартире Жана Фареля все было перевернуто вверх дном. Одежда и прочие вещи валялись на полу. Перед Жаном и его братом предстала картина жуткого разгрома. Клер появилась спустя двадцать минут, она была бледна и едва держалась на ногах.

– Что именно произошло? – спросил Жан.

Клер изложила факты и бегло описала Милу Визман. Жан вскипел:

– И они вот так, в срочном порядке, арестовали Александра, не проведя следствия?

В разговор вмешался Лео:

– Она, наверное, сказала им, что он живет в Штатах, и они испугались, как бы он не улетел туда первым же рейсом. В подобных случаях они действуют быстро.

– Да, но с чего они ей просто так взяли и поверили? А вдруг она патологическая лгунья?

– Это и должно установить следствие…

– С ним можно повидаться?

– Нет, он задержан. Я позвонил знакомому адвокату, он сказал, что, если бы у них не было доказательств, им пришлось бы его отпустить.

– Главное, чтобы это не просочилось в прессу. В каком настроении он был вчера?

– Не знаю… В нормальном.

– Есть еще какая-нибудь информация?

– На этом этапе – никакой.

– У тебя есть фотография девушки?

– А это тут при чем?

– Помнишь дело Доминика Стросс-Кана? Когда люди увидели фотографию девицы, они решили, что история неправдоподобная. В тот момент общественное мнение в значительной мере переменилось в его пользу.

Клер взяла свой телефон, пролистала фотографии и показала Милу.

– Смотреть не на что. Это может сыграть нам на руку.

Наступило долгое молчание, потом Лео спросил Клер, как ей кажется, можно ли верить Миле Визман, ведь она с ней хорошо знакома. Клер ответила, что не знает:

– Вроде бы самая обычная девушка. Она скрытная, мне мало что о ней известно…

– Лично я считаю, что она врет, и ты должна думать так же, – тотчас же отозвался Жан. – А Визман, он что говорит?

– Сейчас он отказывается со мной разговаривать.

– Нужно, чтобы эта девушка забрала заявление, так или иначе, но без лишнего нажима с нашей стороны, сама, по собственной воле. Прежде чем придет в движение информационная и юридическая машина, нужно это остановить.

– Что ты думаешь делать?

– Для начала встретиться с моим адвокатом, Брюно Ланселем. – Жан повернулся к Лео и добавил: – Нужно прийти к соглашению с семьей, пока не слили дело в прессу.

– Как? – спросила Клер.

– Не знаю. Эти люди, случайно, не на мели? Ведь твоего приятеля, кажется, уволили?

– На что ты намекаешь?

– На то, что они, может быть, нуждаются в деньгах.

– Ты отвратителен. Решил предложить им деньги?

– А у тебя есть другое решение? Ты предпочитаешь, чтобы твой сын сидел в тюрьме до судебного процесса, года этак четыре?

Клер молчала. Представив себе сына в тюремной камере, она оцепенела.

– Прежде всего, нужно привлечь к делу Ланселя, Александр общается с назначенным адвокатом, это неприемлемо, надо уладить дело по-быстрому.

– Полицейские должны вас вызвать и опросить, – сказал Лео. – Ведите себя спокойно. Говорите о сыне только хорошее, и все.