Потому он сопротивлялся. Хладнокровно и отчаянно бился до самого конца. Даже когда вся площадь оказалась заполнена бесформенными конструкциями из оплавленного стекла, а контролируемое им пространство сократилось до размера, что едва вмещал его небольшую фигуру.

Сражался и тогда, когда пламя коснулось его руки. Добралось до ступней. Сопротивление прекратилось лишь после того, как огонь спалил добрую треть его тела. Вернее, в тот момент, когда противник потерял контроль над нижней полусферой своей защиты и пламя рванулось наверх, уничтожив его ноги до колен. После чего он потерял равновесие, буквально за мгновение сгорев полностью. В отличие от обычного человека, разум гомункула не был привязан к головному мозгу — в теории существо могло продолжать сопротивление, пока сохранялся достаточный объём плоти и энергетического каркаса для его функционирования.

Перерабатывать какую-то часть «искры» не пришлось — хватило той мощи, что она вырабатывала в процессе и резервов божественной силы. А вот скрыть от Оболенского факт поглощения трофейной энергии, не вышло. Во-первых, он наверняка зафиксировал тот поток мощи, что хлынул в меня после того, как Сандал материализовал на ладони кольцо. А во-вторых, смертная оболочка отреагировала вполне предсказуемо — ноги едва не подкосились, а по телу пронеслась волна дрожи.

По крайней мере, выросший объём «искры» и полностью отлаженный энергетический каркас, позволили сохранить равновесие. А образов в этот раз, отчего-то не было. Только чистая сила. Потому я сохранял полностью невозмутимый вид. Само собой, с князем это придётся обсудить. Но хотя бы не прямо сейчас.

Сандал уже демонстрировал картину происходящего в окрестностях, включая Прохора, Леру, её свитских и Жорика с морскими охотниками. А воздух наполнился грохотом превращающегося в осколки стекла — Оболенский решил вопрос очистки пространства крайне простым способом — ударил по высоким и массивным конструкция воздушным прессом, разнося их на мелкие куски А потом и вовсе превратив в пыль.

Сам патриций, сняв защитный барьер, который до этого момента удерживал, глянул на меня.

— Предлагаю посетить дворец и наконец разобраться, что тут творится.

Я утвердительно кивнул. И мы двинулись вперёд. Карать и разбираться.

Правда, как быстро выяснилось, карать было некого. Все, кто находился в стенах дворца, оказались мертвы. Абсолютно — от поваров и шлюх до клерков секретариата Владетеля и солдат. Часть погибла ещё во время нашей схватки с гомункулом. А вот определённое количество умерло совсем недавно. Такое впечатление, что их жизни оборвались в самые последние секунды боя. Либо вообще в момент, когда погиб наш противник.

В стенах дворца имелось немало артефактов. Включая и те, что разрушали человеческие души, которые оказывались поблизости. Данциг всё ещё был окружён Вуалью — все умершие оставались внутри. Потому, при желании, я бы наверняка смог подтянуть к себе один из посмертных образов, установить контакт и задать ему некоторое количество вопросов. Вплоть до самого Владетеля. Теперь же это было исключено — души находились в таком состоянии, что об их разумности говорить не приходилось. Как и о потенциальной возможности диалога.

Из хороших новостей — в нашем распоряжении оказались артефакты-ключи ко всем дверям и хранилищам дворца. Большинство было обнаружено в кабинете, где отыскался труп Владетеля, а другие отыскал Сандал, который методично проверял все доступные помещения.

За счёт этого не было нужды вскрывать защиту подземных ярусов, которая по традиции была надёжно прикрыта, в том числе и от проникновения призрачных конструктов. Все двери распахнулись сами, явив массу золота, оружия, драгоценностей и разнообразных артефактов.

Среди всего прочего, был найден и комплект артефактов, которые управляли Вуалью. Разбираться пришлось отчасти интуитивно, но в целом схема была несложной. По крайней мере в той части, которая касалась сворачивания этой комбинации. Вот её точный запуск по заданным параметрам, уже другое дело. Но с этим можно было разобраться позже. Сейчас хватало и того, что мы были оказались способны в любой момент разблокировать Данциг.

Впрочем, проворачивать этот фокус немедленно, я не стал. Сначала попытался собрать всех выживших дипломатов, а заодно и членов городского совета.

С первыми вышел казус — единственными, кто выжил, оказались Габсбурги. Я очень рассчитывал, что ещё уцелели хотя бы пруссаки, которых условный Локи, скорее всего собирался обвинить в срыве конференции, убийстве иных делегаций и фактическом уничтожении Данцига. Но либо план был несколько более хитроумным, либо что-то пошло не так — присланная Пруссией делегацией, оказалась мертва.

Зато членов городского совета, вполне хватило для кворума. И под нашими с князем, доброжелательными взглядами, они немедленно приняли целую группу жизнеутверждающих решений. Например, внесли изменения в Статут Данцига, вычеркнув оттуда статью о его вхождении в состав Ганзы. Что автоматически прекратило действие любых договоров между Союзом и вольным городом. Не зря же Ганза всегда сама твердила, что является исключительно добровольным союзом свободных людей. Формальный выход из её состава оформлялся одним росчерком пера городских властей.

Следом, члены совета, признали равное право родов Афеевых и Оболенских на трофеи из дворца Владетеля Ганзы и иную собственность Ганзы на территории Данцига. Обоснованием послужил тот факт, что ганзейцы едва не уничтожили весь город, заблокировав его от внешнего мира и используя неизвестную силу. Тогда как нас с князем, в одной из новых статей Статута Данцига, именовали не иначе, как «спасителями города».

После этого, договор о свободной торговле и взаимном сотрудничестве, заключенный с родом Афеевых, уже не смотрелся чем-то странным. Как и похожий по формату договор, который мы заключили от имени Рюриковичей, скрепив его Малой Императорской печатью, да своими подписями.

От флотилии Ганзы, что стояла в порту, князь отказался. А вот я решил, что стоит их реквизировать. Тем более, там имелись не только торговые суда, но и военные корабли. На момент даже возникла мысль вернуть Билли к прежнему занятию, поставив его во главе этой небольшой эскадры. Могу поспорить, дай им волю, некротические охотники неплохо бы развернулись на Балтике. Хотя, если подумать, в Тихом океане простора для действий, у них будет побольше.

Всё это время, полным ходом шли работы по разгребанию завалов, спасению выживших и оказанию им помощи. С последним, городские службы разобрались за какой-то час — в Данциге хватало Одарённых, чтобы быстро отыскать и извлечь из под завалов живых людей. Вот очистка улиц требовала куда больше времени. Не говоря о восстановлении городских кварталов, некоторые из которых полностью лежали в руинах.

Пока мы разбирались с вопросами дипломатии и делили добычу, Лера со своей свитой, конструктами и командой Билли, привела в порядок дворец. Избавилась от трупов и по большей части очистила его от видимых последствий смерти множества людей. Потому как именно здесь мы и планировали пока остановиться. Как минимум, до следующего утра.

Вуаль мы убрали только после того, как вернулись из городского совета с грудой подписанных договоров и документов. Перепуганные смертные, на чьих глазах едва не был уничтожен их родной город, были согласны подписать практически всё, что угодно. Оболенский даже раздумывал предложить им признать им власть Российской империи и пойти под руку Рюриковичей, став удалённым анклавом. Но быстро признал, что тогда у всех окрестных правителей появится новый враг с востока, на которого те сразу же переключатся. Не говоря о том, что Ганза вряд-ли обрадуется столь бесцеремонному захвату одного из крупных портов на Балтийском море.

Процедура сворачивания Вуали выглядела внушительно — туман и монстры всасывалась в громадный металлический сундук, что являлся артефактом, с точкой свёрнутого пространства внутри. Занятная вещь, на которую даже Оболенский поглядывал с изрядным любопытством. Как и на меня — видимо князя интересовало, почему я ничуть не удивляюсь подобной технике.

Но несмотря на эффектный внешний вид, сам процесс был полностью безопасен. А вот моя смертная оболочка изрядно вымоталась. Потому, как только окружающая города стена исчезла и над нашими головами оказалось уже потемневшее небо, на котором проглядывали самые яркие из звёзд, я отправился в ближайшую спальню, которой вроды бы никто ранее не пользовался.

Не успел я рухнуть прямо поверх застеленной кровати, намереваясь немного отдохнуть, как дверь распахнулась и на пороге показался озадаченный Оболенский.

— У нас бунт, граф.

Я устало повернул голову.

— О нём писали ещё в утренних газетах, князь. Или король уже успел смениться и теперь бунтуют против нового?