упомянуть и о доблести женщин, которые останутся теперь вдовами, то я выскажу все в кратком увещевании: быть не слабее присущей женщинам природы – великая для вас слава, особенно если возможно менее громко говорят о ней в среде мужчин в похвалу или порицание.

Другими словами, порядочные женщины должны вести себя так, чтобы их не было ни видно, ни слышно. Британский антиковед Эдит Холл считает, что именно в этот момент Перикл, возможно, опасался неконтролируемой реакции женщин, привычных к роли ритуальных плакальщиц. На частных греческих похоронах от женщин, лишившихся близких, ожидалось, что они будут активно участвовать в скорбных церемониях, в том числе обмывать мертвых, бить себя в грудь, раздирать ногтями собственные щеки, колотить по земле кулаками и петь погребальные плачи[44].

Организуя пышные государственные похороны, Перикл выводил всю связанную с ними деятельность из сферы частной жизни и, возможно, опасался, что реакцию плакальщиц, которых держали на некотором удалении от тел погибших, будет трудно контролировать. Профессор Холл, которая явно не ищет извинений для Перикла, добавляет, что, каким бы ни был контекст, его слова, обращенные к родственницам павших, «ярко напоминают нам, что Афины классической эпохи были милитаризованным обществом жестокого патриархата».

Наверное, мы никогда точно не узнаем, в самом ли деле Перикл боялся лобби скорбящих женщин, но это вполне возможно. Даже в самых патриархальных обществах матери павших воинов могут образовывать могущественную силу, как можно было увидеть на примере российских женщин, сыновья которых погибли на чеченской войне 1994–1996 гг.

По иронии судьбы место произнесения этой речи на кладбище Керамика находится неподалеку от одного из самых проникновенных изображений женского достоинства, оставшихся от Древних Афин, – мраморной надгробной стелы, воздвигнутой в память женщины по имени Гегесо. Она показана сидящей в откровенных одеждах и беседующей со служанкой; обе женщины держат шкатулку с драгоценностями. Эта скульптура – выдающийся пример строгого изящества и мастерства в изображении людей. Во время Пелопоннесской войны такие тщательно проработанные надгробные памятники переживали своего рода странное возрождение: по-видимому, война усилила (по меньшей мере у тех, кто мог себе это позволить) стремление чествовать индивидуальные человеческие жизни. Стела выполнена из пентелийского мрамора, как и скульптуры, украшающие Акрополь. Сколь бы жестоким ни был патриархат этого общества, в некоторых случаях оно умело чествовать и почитать женщин и взаимодействия между женщинами, даже принадлежащими к разным общественным классам. Кладбище Керамика и его «улицу мертвых», на которой стоит стела Гегесо (точнее, ее копия: оригинал находится теперь в Национальном археологическом музее), непременно посещают все гости Афин, желающие приобщиться к древнему городу в атмосфере более спокойной, чем та, которую можно найти на многолюдном ныне Акрополе.

Около 1994 г., когда строилась станция метро «Керамик», были найдены останки приблизительно девяноста жертв чумы, в том числе десяти детей. Чего так и не нашли – потому что всерьез и не пытались, – так это могилу Перикла. В конце XX в. два выдающихся греческих археолога незадолго перед смертью и независимо друг от друга признались историку искусства Евфросинии Доксиадис, что точно знают, где он похоронен. По их словам, могила этого государственного деятеля находится под клубящимся дымом и плавящимся от жары асфальтом улицы Пиреос, магистрали, ведущей из не слишком фешенебельной части центра Афин в порт Пирей. В наши дни приблизительно в этом месте стоит строительный магазин немецкой компании[45]. Однако пока гранды греческой археологии не сумеют убедить государство в необходимости раскошелиться на раскопки под проспектом и сооружение небольшого путепровода над ними, могилу политика, вероятно, так никто и не потревожит.

Каковы бы ни были тайные цели великой речи Перикла, не вызывает сомнений, что и Перикл, и другие, гораздо более бесчеловечные деятели, которые заняли впоследствии его место, стремились получить как можно бо́льшую свободу вести войну так, как считали нужным. С точки зрения афинян, ведение войны на территории неприятеля обычно означало использование главного стратегического преимущества города – превосходства его военно-морских сил. В этом отношении влияние Перикла ощущалось еще долго после его смерти.

Вскоре после его кончины новый командующий по имени Демосфен (которого не следует смешивать с великим оратором того же имени, жившим столетием позже) провел несколько все более успешных морских походов и установил хорошо защищенные аванпосты, окружавшие Пелопоннес. После огромных потерь населения Афин в результате мора набор экипажей и снаряжение кораблей, несомненно, стали делом гораздо более трудным, так как свободных граждан, желающих и способных зарабатывать на жизнь за веслами, стало меньше, но их нехватку, по-видимому, восполняли чужеземцы и рабы. В качестве объяснения жизнестойкости города исследователь древнегреческой политики профессор Джосайя Обер подчеркивает «демократические преимущества», имевшиеся у афинян и других обществ, основанных на принципах свободы слова и широких избирательных прав. Прочная демократия, как описывает ее этот ученый, – это демократия, граждане которой видят выгоду в объединении своих знаний и сил и не стремятся обмануть систему даже там, где это возможно.

Древние Афины в общем и целом соответствовали этому критерию, чего нельзя сказать о множестве нынешних государств. В лучшие свои времена афинская демократия также высоко ценила правдивость и тот принцип, что при наличии свободы слова истина неизбежно вытесняет ложь. Эта традиция сохранилась настолько, чтобы придать городу поразительную способность восстанавливаться после сокрушительных потерь населения. В годы, последовавшие за чумой, когда у власти оказались демагоги, эти демократические ценности явно ослабли, но все же не исчезли. Тот факт, что могущество афинского флота не стало меньше, был одним из признаков политического здоровья города.

Однако продолжавшаяся война со Спартой с каждым годом становилась все более жестокой. Можно сказать, что кое в чем демократические Афины вели войну более бесчестными методами, чем авторитарная Спарта. Афиняне нанесли врагу тяжелый удар, захватив аванпост на крошечном острове Сфактерия вблизи Пилоса, порта на юго-западной оконечности Пелопоннеса. Этот город прославился благодаря упоминаниям «песчаного Пилоса», твердыни царя Нестора, у Гомера.

Афинский гарнизон переманил на свою сторону илотов, или второсортных граждан Спарты, охотно перешедших на службу к врагу. Спартанцы, обеспокоенные возможностью общего восстания своих подданных, попытались нанести ответный удар, но в 425 г. до н. э. потерпели поражение в сражении при Пилосе, после чего группа спартанских воинов оказалась заперта на Сфактерии, что дало афинянам важное преимущество. Афинский командующий Демосфен по-прежнему не мог добиться окончательной победы, и его младший соперник Клеон убедил Народное собрание города позволить попытаться ему. Ему удалось захватить в плен 300 спартанских пехотинцев в полном вооружении. Для города, в котором элитные воинские подразделения были весьма малочисленны, это было тяжелым ударом. Затем афиняне объявили, что в случае новых нападений спартанцев на Афины пленные будут убиты.