Как же мне хотелось с ним поговорить! Откровенно, без всяких обид и претензий! Теперь, когда он знает о дочках, кого он выберет? Я не готова его отпустить. Наверное, никогда не буду к этому готова… Да, верно, я заслуживаю осуждения, ведь он женат! Но те, кто меня осудят, были ли они в той ситуации, в которой жила эти годы я?

– Надь, ты не приболела? Застыла, как неживая… – высунулся из-за барной стойки Дамир.

Я рассеянно улыбнулась. Я вдруг ощутила, что действительно уже долго стою, не шелохнувшись. Мимо проходят официанты, посетители, а я никак не реагирую на них. Просто стою и верчу в руках пустой бокал.

– Дамир, я уйду сегодня на пару часов раньше. Если позвонит Ярослава, ничего ей не говори.

– Да что с тобой, Надя? С тех пор, как приехал Метелин, ты места себе не находишь! Я видел вчера, как ты на него смотрела! Но он ведь женат, Надя!

– Я знаю… Прости, ничего не могу с собой поделать. С тех пор, как он вернулся, я сама не своя.

– Стоит ли возлагать надежды на женатого мужчину?

– Ты не понимаешь… Он отец моих дочек!

– Отец?..

На суровом лице Дамира мелькнула горечь.

– Об этом никому не надо знать! – я уже жалела о своей излишней откровенности и схватила его за руки. – Никому, слышишь?!

– Ох, Надя… Будь осторожна, ладно? Не нравится мне все это, – хмуро буркнул он. – Поезжай, я тебя сегодня прикрою. Но завтра у меня работа в Службе Спасения.

– Договорились. Завтра я буду работать за двоих.

Как во сне, я надела пальто. Достала из сумочки ключи от машины и села за руль. Я ехала в дом, который достался Метелину от его матери.

Мне хотелось его увидеть. Заглянуть в его зеленые глаза, утонуть в них, раствориться…

Вот и нужный мне дом. Я припарковала автомобиль у невысокого забора и выбралась наружу.

Добротный дом из кирпича, засыпанные листвой дорожки, притихший накануне холодов сад. Пожилая женщина в длинном дутом пуховике сметала листья во дворе метлой. Я знала, ее имя – Анисат. Она жила с матерью Владимира последние несколько лет, помогая по дому. Видимо, Владимир не дал ей расчет.

Неуверенно притормозив у калитки, я громко постучала. Два огромных волкодава в клетке залились громким лаем.

Анисат вскинула голову и с любопытством взглянула на меня.

– Здравствуйте! Я к Владимиру Георгиевичу! Он дома? – чувствуя себя очень глупо, громко поинтересовалась я.

– Дома, дома… – заторопилась к запертой калитке она. – Только вернулся, я ему стол обедать накрыла. Проходи, Надя, думаю, он будет рад, если ты разделишь с ним обед. – И принялась отпирать замок.

На пороге дома мелькнул сам Метелин. В наполовину расстегнутой рубашке и брюках, с взъерошенными волосами – по всему было видно, что он только что вернулся из города и не успел переодеться.

Изумрудные глаза сверкнули радостью.

– Владимир Георгиевич, к вам гостья, – пропуская меня во двор, заулыбалась Анисат.

– Надя! Как я рад тебя видеть!

Владимир шикнул на собак и заторопился мне навстречу.

Я смутилась. Только сейчас поняла, как глупо на самом деле выглядит мой визит. Зачем только приехала? Спросить, нужна ли я ему?! У меня получается и гордости нет, раз я приехала к мужчине о таком спрашивать!

«К женатому мужчине», – где-то глубоко внутри кольнула совесть.

Но продолжить себя корить я не успела – тут же оказалась в теплых объятиях Владимира и в плену его обаятельной улыбки.

– Я как раз собирался обедать. Пообедаем вместе?

Я вдруг подловила себя на мысли, что с самого раннего утра ничего не ела.

– Пообедаем, – кивнула, жадно ловя его наполненный теплом взгляд.

– Я сейчас сервирую на двоих! – отставив метлу в сторону, засуетилась Анисат.

Но мы ее не слышали. Стоило мне оказаться в объятиях Владимира, и все сомнения отступили. Был только он. Его руки, его глаза, его готовые сорваться на поцелуи губы.

Он завел меня в дом, помог мне снять пальто и сапоги, достал комнатные тапочки, которые его мать хранила в особом отсеке «для гостей» и повел в столовую.

Через несколько минут мы сидели друг против друга в мрачной выложенной камнем столовой за безупречно накрытым Анисат на две персоны столом.

– Как бы я ни радовался твоему приезду, но меня не оставляет тревога по этому поводу, – щедро накладывая жаркое в мою тарелку, взглянул на меня Владимир. – Скажи, все в порядке? Девочки здоровы?

– Да, – я кивнула. – Они в садике. У меня есть пара часов, прежде чем их надо будет забирать домой.

Наши взгляды встретились, и его губы дрогнули в улыбке.

– Для чего бы ты не приехала, я рад, что мы проведем это время вместе.

Мы принялись за еду.

Как странно обедать в старинной столовой его матери!

Владимир разливал в высокие бокалы гранатовый сок, что-то рассказывал, а я молчала. Мысль о том, что сейчас я должна была быть на месте его жены и могла бы иметь законное право сидеть за этим столом, больно жгла изнутри.

Вскоре Анисат принесла десерт – еще горячий яблочный пирог и кофе.

– Спасибо, Анисат. Ты можешь идти, мы с Надей управимся сами, – попросил Владимир и повернулся ко мне. – Хочешь, выпьем кофе в гостиной?

– Хочу.

Только когда захлопнулась дверь старинной гостиной, я почувствовала себя спокойнее.

Владимир поставил передо мной чашку кофе и кусок ароматного пирога на расписной тарелке.

Я покачала головой и отодвинула пирог в сторону.

– Я не хочу десерт.

Он подвинулся ко мне, и наши взгляды встретились. Аромат его туалетной воды, терпкий и резкий, обволакивал и будоражил. Низ живота свело сладкой болью, и у меня перед глазами все поплыло.

Почувствовав мое желание, Владимир оказался так близко, что я слышала его дыхание. Взгляд изумрудных глаз вспыхнул страстью.

– А чего ты хочешь, Наденька?

Пальцы его руки коснулись моей щеки. Большой палец провел по нижней губе. Прикосновение обожгло. Я посмотрела ему в глаза – прямо, в упор.

«Только не отпусти…» – молила в своих мыслях.

– Тебя… – шепнула хрипло, не отрывая взгляда.

Он накрыл мои губы поцелуем – неистовым, горячим, живым, – и я затихла в его сильных руках. Спустя мгновение его жаркие поцелуи жалили, обжигали, и от них не было никакого спасения.

Его губы скользили по моей шее, руки неистово гладили спину и плечи, а я, охваченная безумным желанием, покорно плавилась в его руках.

Меня охватило пламя. Оно рвалось наружу, и я уже не могла его погасить.

Перед глазами все померкло. Я знала: он мой, а я его. Так