— У детей энергия чистая, здоровая, — говорил он докторуФилипповой, — римские императоры были не дураки, когда принимали утром натощакпорцию свежей детской крови, смешанной с грудным молоком.

Оля вынуждена была его слушать. Она сама выбрала такуюработу. Профессор Гущенко никого силой в свою экспериментальную группу нетянул. Каждому предлагал хорошо подумать, прежде чем давать согласие. ПедофилК. представлял собой отличный материал для исследования. Оля записывала егомонологи на диктофон. Поскольку во время следственных экспериментов онстановился особенно разговорчивым, она ездила вместе с группой, постоянно быларядом с чудовищем.

К. охотился за детьми в Подмосковье, в радиусе шестидесятикилометров от кольцевой дороги. На охоту выходил в июне. Выбирал деревни,посёлки городского типа, самые бедные, где жили семьи беженцев и дети бегалибез присмотра. Действовал расчётливо и осторожно. Изучал заранее место будущегопреступления, продумывал каждую мелочь. Насиловал и убивал на природе, в лесу.Никогда не появлялся дважды в одном месте.

Во время первого следственного эксперимента Оля заметила,что чудовище, пристёгнутое наручником к оперативнику, держит свободную руку наширинке. Говорит и мастурбирует. Она долго сдерживалась, а потом отбежала ккустам, и её вывернуло наизнанку.

— Ничего, бывает, — утешил её пожилой судебный медик,похлопал по спине, протянул пачку влажных салфеток и бутылку воды.

До сегодняшнего утра Оля не сомневалась, что никогда невернётся к этому кошмару, и больше всего на свете хотела забыть. Она ушла изсудебной психиатрии и думала, что навсегда.

— Ты не прячешь трупы, но и не выставляешь их напоказ. Бросаешьтам, где тебе удобно. Не режешь, не поедаешь куски плоти. Твой кайф — не боль идаже не совокупление. Тебе нужен ритуал и близкий контакт с жертвой в моментагонии. Ты оглушаешь жертву ударом в затылок, раздеваешь, душишь руками,срезаешь прядь волос на память, а потом обливаешь маслом и больше неприкасаешься к телу. Нигде, ни на одежде, ни на коже трупов, ты не оставляешьследов. Ты почти спокоен. Мозги твои работают чётко. У тебя припасён фонарь илидаже очки ночного видения. Ты убиваешь глубокой ночью, в лесу, в темноте. Да, япочти уверена, ты имеешь очки ночного видения. Свет фонарика, мелькающий влесу, кто-то может заметить с шоссе. Единственное, что ты позволяешь себе, —топтать и ломать кусты, пинать ногами стволы деревьев. Несколько минут дикогобуйства. Что это? Злоба? Радость? Выхлоп энергии, которая переполняет тебясразу после убийства? Или приступ отчаяния оттого, что ты не можешь обуздатьсвою жажду и опять делаешь это? В который раз? Ты убивал и раньше. Тыпереступил черту очень давно, много лет назад. Была самая первая жертва,девочка, твоя ровесница или моложе. С ней ты впервые осознал свою страшную,непоправимую мужскую ущербность. Наверное, она смеялась над тобой, и ты невыдержал. Никто тебя, хорошего мальчика, ни в чём не заподозрил, но ты пережилжуткий страх, ты целую бурю пережил один и никому не мог рассказать об этом.Потом ты учился, работал, внешне ты был спокоен, успешен. Но оставалсясовершенно одиноким человеком, таким одиноким, что создал своё второе «я». Тысуществуешь в двух лицах, живёшь двумя жизнями. Возможно, в своей внешней,дневной жизни ты очень смутно помнишь, что было ночью, и не отличаешь сна отяви. В той, другой реальности всё перевёрнуто с ног на голову. Свет кажетсятьмой, тьма — светом. Твой личный антимир. Там ты убиваешь и уверен, чтоделаешь благое дело. Здесь ты виртуозно заметаешь следы и продолжаешь жить какдобропорядочный гражданин, уважаемый член общества.

— Филиппова, ты чего? — На лестничной площадке перед дверьюотделения курила её бывшая сокурсница Лида Пятакова. Полтора года назад именноона убедила Олю перейти на работу в эту клинику из Института судебнойпсихиатрии.

Лида заведовала женским отделением, активно занималасьчастной практикой и прилично зарабатывала на этом. Она считала, что должность вклинике нужна только для статуса и не надо здесь особенно надрываться. Денегвсё равно не платят.

В юности она была полненькой тихой брюнеткой из Саратовскойобласти, а сейчас превратилась в поджарую шумную блондинку, москвичку,владелицу двухкомнатной квартиры в центре. За двадцать лет сменила пять мужей,не родила ни одного ребёнка, отлично выглядела и уверяла, что совершенносчастлива.

— Ну, с тобой все в порядке? — Она окинула Олю строгимоценивающим взглядом. — Ты какая-то пришибленная. Слушай, тут девочка послесуицида, энергию тянет, ужас. Я не могу с ней разговаривать, у меня сейчассопротивляемость на нуле. А ты нейтрал, тебе это не страшно.

Лида в последнее время слегка помешалась набиоэнергетической теории, делила людей на нейтралов, доноров и вампиров. Себяпо какой-то сложной системе тестов причислила к донорам и, если больной казалсяей вампиром, делала всё возможное, чтобы передать его другому врачу. Олю онасчитала образцом нейтральности, поскольку более вампирского контингента, чемманьяки, не существует, и если за пять лет работы с ними доктор Филиппова неумерла, значит, она непробиваемая.

— Оля, ты меня слышишь? Ты девочку посмотришь или нет?

— Посмотрю, так и быть.

— Ты чудо, Филиппова! Ты ангел!

* * *

Валерия Качалова следователь Соловьёв нашёл в ресторане«Голливуд», где певец обедал со своим продюсером. Дима ничего не стал сообщатьпо телефону, просто представился и сказал, что нужно срочно встретиться.

В ресторане было пусто и уютно. Наигрывал старый джаз. Состен улыбались звезды Голливуда. Пахло пряностями и жареным луком. Заняты быливсего два столика. За одним обедали три строгие холёные дамы средних лет, задругим двое мужчин. Крупный, полный, с жёлтыми зализанными волосами и маленькимхвостиком на затылке, ел суп. Худой, сгорбленный, с жидкими длинными патлами доплеч, грыз жареного цыплёнка. Соловьёв не сразу узнал в этом втором, пожилом ижалком, знаменитого Валерия Качалова.

— Вы следователь? Откуда у вас номер моего мобильного? Ах,ну да, понятно. Что всё-таки случилось? — спросил певец, едва Соловьёв подошёлк столу. Он так сипел, что было странно — как же он поёт на сцене?

Толстяк забыл про суп, расплылся в улыбке, встал, отодвинулстул для Соловьёва.

— Присаживайтесь. Что вам заказать? Меня зовут Михаил, яВалерин продюсер. А вы, если я правильно расслышал, Дмитрий. Можно безотчества? Тут, знаете, замечательные бифштексы с кровью. Очень рекомендую. Или,если вы предпочитаете рыбу, есть наша родная сёмужка. В меню, правда, они обозвалиеё сальмон по-лос-анджелесски, но суть не меняется.

Продюсер болтал без передышки. У него был резкий противныйфальцет.

— Заткнись, будь так любезен, — попросил певец, — дайчеловеку сказать, что случилось?