Всем было очевидно, включая Уоллис, что Эдуард намерен отречься, несмотря ни на что. Казалось, что он и не думал о своей будущей позиции, о титуле и почестях его будущей жены, о том, смогут ли они остаться в Британии или об их финансовом будущем. Это была фатальная ошибка.

Теперь события стремились к трагическому финалу. 3 декабря британские СМИ нарушили свое молчание, волна статей заглушила все другие новости. Как сухо заметил граф Кроуфорд: «После нескольких месяцев замалчивания, кто-то скажет и лет, поток статей, фотографий, заголовков был бесконечным, можно было подумать, что отношения короля и миссис Симпсон затмили все другие темы… Соблазн усугубить ситуацию был непреодолим – все пытались распространить любой возможный слух, каким бы абсурдным он ни был».

Цинизм в его словах был уместен, так как каждый слух, сплетня или намек жадно поглощались людьми. Леди Оттолайн Моррелл из группы Блумсберри, чей социальный круг включал таких литературных светил, как Д. Г. Лоуренса, Олдоса Хаксли и Т. С. Элиота, написала в своем дневнике, что король «делал инъекции, чтобы стать мужественнее, и они повлияли на его мозг и сделали его очень жестоким. Бедняжка… говорят, что он пил на протяжении последних недель и подписал два документа об отречении, которые потом порвал».

По поручению министра внутренних дел разговоры между королем и Уоллис теперь перехватывались МИ-5, премьер-министр хотел знать, о чем думает король. Изолированная на вилле Уоллис оказалась под огромным давлением и выступила с заявлением 7 декабря, что она желает «избежать любых действий, которые навредят Его Величеству». Более того, она заявила, что готова выйти из ситуации, которая стала «несчастной и безвыходной».

Это не имело никакого эффекта. К этому времени царский жребий был брошен, Эдуард намеревался отречься от престола. 10 декабря, спустя неделю после того, как кризис стал общественным достоянием, король сделал свое историческое обращение по радио, в котором он сообщил, что находит «невозможным продолжать выполнять обязанности в качестве короля без помощи и поддержки женщины, которую он любит». Он подчеркнул, что Уоллис до последнего пыталась убедить его выбрать другой путь. Когда он упомянул ее имя, Уоллис, которая слушала, спрятавшись под одеяло на диване в гостиной, вскочила и выбежала из комнаты с криком: «Вы слышали, что он сказал?»

В то же время перед Букингемским дворцом пятьсот чернорубашечников кричали слова поддержки и бросали фашистские приветствия и скандировали: «Мы хотим Эдуарда». Все без толку.

Больше не являясь королем, Эдуард, который теперь носил титул Его Королевское Высочество герцог Виндзорский, ехал мрачной декабрьской ночью к кораблю королевских ВМС, который доставил его через Ла-Манш в Австрию, где семья Ротшильдов предоставила ему свой замок около Вены. Позади он оставил свою страну в состоянии шока, а может, даже и в трауре. «Я знал, что теперь я сам по себе, – написал он в своих мемуарах. – За мной поднимались разводные мосты».

Он правил в течение 325 дней.

Уоллис, конечно, была права. Как она и предсказывала, американку обвинили в отречении, все негодование государства было направлено на чужачку, которая посмела забрать у них златовласого мальчика. Об Уоллис Симпсон везде говорили с насмешкой и пренебрежением: начиная от тронного зала в Букингемском дворце, заканчивая коровниками в Кайрфилли.

Новая королева не могла и не произносила ее имя, и с презрением ссылалась на Уоллис как на «эту женщину». Принцесса Марина отзывалась о ней как об «опасной авантюристке», а королева Норвегии Мод искренне надеялась, что с этой «плохой женщиной» произойдет что-то ужасное, так как она считала, что она загипнотизировала Эдуарда.

Да, так оно и было. Она околдовала его сексом, используя необычные методы, которым она научилась в Шанхае и Пекине. Говорили, что она была экспертом в знаменитом «Сингапурском захвате», французы еще называют это «Захватом Клеопатры». Ходила шутка, что в то время, как другие блудницы подбирали гроши, она подобрала монарха.

Он был ее рабом. Ее секс-рабом. Вот так.

Мемуарист Чипс Ченнон вспоминал, что она с ним разговаривала, будто он был непослушным школьником, и била его по рукам, когда он просил сигареты. Он был прямо как выдрессированный пудель. Эдуард даже становился на колени, чтобы застегнуть ее туфли – в том числе и перед слугами. Вскоре появилась история о дворецком, который зашел в гостиную и увидел Эдуарда на четвереньках, он красил Уоллис ногти на ногах. Он сразу же подал в отставку.

Не забываем, что она еще была отъявленной охотницей за деньгами. «Она, кажется, на самом деле оказалась авантюристкой худшего типа», – заметила ее соотечественница и член парламента от консерваторов Нэнси Астор с едва ли прикрытым презрением. Советник на Даунинг-стрит, сэр Горас Уилсон, «проглотил» словарь синонимов, когда выражал свою ненависть. «Эгоистичная, корыстная, жесткая, расчетливая, амбициозная, коварная и опасная», – написал он в официальном меморандуме. Болдуин просто пожал плечами: «Если бы она была той, кого я называю почтенными проститутками, я бы не возражал». Сэр Горас, однако, еще не все сказал.

Он продолжил: «Все это время ее целью было лишь свить гнездо и спасти свою собственную шкуру. Она стабильно «кормила» [Американский медиаконгломерат Hearst] материалом, который постепенно привел ситуацию к тому, что положение короля стало безвыходным».

Хотя Уоллис была в виртуальном нокауте после такого разгрома, она бы дала отпор этим слухам. Она вместе с герцогом с горечью заключили, что виной кризису была именно американская пресса. Герцог позже сказал американскому послу в Австрии Джорджу Мессерсмиту во время визита в Вену: «Именно из-за американских газет я сегодня здесь».

Не просто охотница за деньгами, но еще и шпионка. Именно так.

То, что Уоллис была потенциальной шпионкой, шантажисткой и сторонницей нацистов, никогда не подвергалось особому сомнению в правящих кругах. Действительно, в тот день, когда Эдуард отрекся от престола, эти мысли только усилились, детективы из Скотланд-Ярда, которые следили за передвижениями миссис Симпсон на юге Франции, предупредили Даунинг-стрит, что она планировала бежать в нацистскую Германию. В написанной от руки записке комиссару столичной полиции от 10 декабря 1936 года, официальное лицо Скотланд-ярда подтвердило, что он приказал двум личным офицерам оставаться с ней в Каннах. Старший офицер осторожно указал, что миссис Симпсон «намеревалась „упорхнуть“» в Германию.

Она была оскорблена местным французским обществом, за ней вели наблюдение 5 французских жандармов и 3 офицера полиции Скотланд-Ярда, а также десятки репортеров и операторов: Уоллис жила в социальном чистилище. Она писала Эдуарду: «Обо мне ходит столько сплетен, даже говорят, что я шпионка, поэтому люди избегают меня, так что пока у меня не будет защиты от вашего имени, я должна оставаться в убежище».

В то время почти никто даже не предполагал, что кризис произошел из-за того, что король был влюблен. К такому заключению в конце концов пришел Уинстон Черчилль, человек, который пострадал больше всех, по крайней мере с политической точки зрения, из-за своей верности королю. Некоторое время спустя он рассуждал над любовной интригой, которая поставила под угрозу престол и судьбу страны, и сказал фрейлине королевы Марии, Мейбелл, графине Эрли, что любовь герцога была одной из величайших в истории: