То мучительное письмо разбило королю сердце, чувства, разрушительные для мужчины, который был полностью зависим от Уоллис, от ее эмоциональной поддержки и помощи. Как он позже признался: «Уоллис стала моим единственным утешением в работе, которая бы в противном случае была невыносимо одинокой». За семь дней, что Уоллис ушла из его жизни, король обдумывал немыслимое. Он угрожал перерезать себе горло королевской бритвой, если она не вернется. Он спал с заряженным револьвером под подушкой, чтобы вышибить себе мозги. Если она уедет из страны, он поклялся следовать за ней хоть на край земли.

Перед лицом его мучительного эмоционального шантажа Уоллис сдалась и согласилась присоединиться к королю в Шотландии, где он организовывал ежегодную вечеринку в Балморал. Она приехала на станцию Абердин 23 сентября 1936 года с ее друзьями, Германом и Кэтрин Роджерс, первыми американцами, как любил хвастаться Герман, которые были приглашены в королевский дом в Хайленд.

Король так стремился воссоединиться с Уоллис, что проехал 60 миль из Балморал, чтобы забрать их. Это было бестактное решение, так как в тот же день он отклонил приглашение в честь открытия нового госпиталя в Абердине, сославшись на то, что он еще носит официальный траур по отцу. Герцог и герцогиня Йоркские, которые также носили траур, были вынуждены взять на себя обязанности короля. «Абердин никогда его не простит», – написал Чипс Ченнон спустя несколько недель после того, как увидел, что местная газета опубликовала фотографию герцога и герцогини на открытии госпиталя рядом с фотографией, где король встречал своих гостей.

Чувства были задеты и в Балморал, где как и в других королевских имениях, новый король делал драконовские изменения: урезал зарплаты, увольнял сотрудников, планировал продажу арендуемых ферм. Прислуга была в ужасе от того, что их оставляли без работы. Естественно вина за эти изменения возлагалась на – как говорила герцогиня Йоркская – «конкретного человека». Сплетни прислуги быстро распространили историю об оранжереях в Виндзорском замке, когда он приказал главному садовнику срезать все цветы с персиковых деревьев, за которыми так бережно ухаживали, чтобы получить спелые фрукты. Он хотел, чтобы нежные цветы доставили в спальню миссис Симпсон. Этот поступок посчитали бездумным, нет, даже бездушным, а не романтическим жестом одержимого монарха.

Почти тот же ужас они испытали, когда Уоллис приехала в замок Хайленд и попросила сделать ей трехъярусный сэндвич по-американски. Когда герцог и герцогиня Йоркские, которые остановились неподалеку в Беркхолл, приехали к ним на ужин, герцогиня прошла мимо Уоллис и проигнорировала ее руку, протянутую в знак дружбы. Она громко заявила: «Я пришла на ужин с королем». Это было удивительно грубое и резкое поведение, тем более, что Эдуард попросил Уоллис выступить в роли хозяйки дома. На самом деле изменения, которые возмущали всех, кому не лень, были свидетельством напряженных лет, которые существовали между ним и его отцом, Георгом V. Поспешный и случайный характер реформ писательница Вирджиния Вульф интерпретировала как месть человека, которого «король так оскорблял каждый день, что он был полон решимости немедленно вычеркнуть память о нем».

Эти затаенные обиды не нашли места в фильмах Германа Роджерса об их совместно проведенных выходных. Он описывал свои выходные как «восхитительные и интересные», казалось, он снимал типичную веселую вечеринку в Хайленд, а не исторические события – первый и последний визит Эдуарда VIII в качестве короля бывшего дома королевы Виктории. На этот раз погода была достаточно хорошая, и гостям накрыли стол на улице. Луис Маунтбеттен попытался переиграть короля в гольф, а Маунтбеттен и брат короля, герцог Кентский, развлекались с огромным черным плащом, который напоминал костюм волшебника. На самом деле, этот плащ надевал король, когда не хотел спугнуть пасущихся оленей. Во время экскурсии по усадьбе в 40 000 акров король выглядел расслабленным, он курил трубку и перекусывал, и, казалось, был в мире с собой. Едва ли это было похоже на поведение человека, который несколько недель назад подумывал о самоубийстве.

Единственное, что могло нарушить атмосферу безмятежности, черно-белая фотография короля и Уоллис, сделанная Германом Роджерсом около водопада в Гелдер Шил. Король и Уоллис с опаской, даже с грустью, смотрели в камеру, будто обдумывая свой тяжелый предстоящий путь, охотники, которые вот-вот станут добычей.

Начала этого пути долго ждать не пришлось. Вскоре после отъезда из Балморал Уоллис сняла дом в Феликстоу на побережье Суффолка в октябре, где она ожидала окончания ее бракоразводного процесса, который должен был пройти в соседнем Ипсвиче. «Вы все еще хотите, чтобы я это сделала? – написала она королю. – Думаю, это повлияет на вашу популярность в стране». Он отмел ее переживания и 27 октября Уоллис получила развод от Эрнеста. В итоге в прессе появился один из самых известных королевских заголовков в истории. Газета Chicago Sun-Times написала: «Девушка короля развелась в родном городе Уолси» (кардинал Уолси был самым влиятельным советником Генриха VIII).

В ту же ночь в качестве компенсации король подарил ей роскошное кольцо с изумрудом с выгравированными словами «МЫ теперь принадлежим друг другу 27х36». Кольцо предполагало их помолвку, а МЫ (Прим. пер. – WE на англ.) было акронимом их имен (Wallis и Edward). Она переехала в съемную квартиру на Камберланд-террас в Риджентс-парке, где она пробудет несколько следующих недель. С этого момента началась игра в ожидание – через шесть месяцев ее постановление о разводе станет действительным, что позволит Уоллис выйти замуж за Эдуарда перед его коронованием в мае 1937 года. По крайней мере таков был план короля.

Уоллис становилась все более нервной, так как осознала все последствия предложения короля. Вскоре после того, как ее ходатайство о разводе было удовлетворено, она провела откровенную беседу с леди Лондонберри на вечеринке, которую устраивала леди Эмеральд Канард на Гросвенор-сквер. Леди Лондонберри предупредила ее о пагубных статьях в американской прессе об ее отношениях с королем. Леди Лондонберри напрямую сказала ей, что британский народ никогда не примет ее в качестве королевы.

Миссис Симпсон понимала, что никто не был действительно искренним с «определенным человеком» об истинной атмосфере мнения. Леди Лондонберри согласилась и добавила, что если бы «настоящие друзья короля помогли бы, то много чего можно было бы сделать, чтобы утихомирить все эти странные заговоры».

Это говорило о том, что «кое-кто» не был откровенным даже со своими ближайшими друзьями и самыми надежными советниками. Германа и Кэтрин Роджерс держали в неведении, так же, как и его адвоката, Уолтера Монктона. Он всегда считал, исходя из конфиденциальных разговоров, что брак даже не обсуждался и что миссис Симпсон просто с нетерпением ждала своей свободы. Когда Герману наконец сообщили о мыслях короля, он решительно утверждал, что король должен оставаться на троне. Как он сказал Эндикоту Пибоди, его бывшему директору в школе Гротон, альма-матер Франклина Рузвельта и самого Рождерса:

«Я хотел бы, чтобы вы знали, что мы предприняли все возможные и искренние попытки остановить Короля от отречения. Я думаю, Король избрал неверный путь. Но, по крайней мере, он сделал этот выбор на трезвую голову. Я сомневаюсь, что он когда-либо пожалеет об этом».