сие одно – Его беспредельность» (or. 38.7: PG, 36, 317C); прп. Максим приводит ее в carit. 1.100, говоря о беспредельности, которая окрест Бога.

1730

Христос телесно становится чувственным символом Себя, а посредством света Божества Он становится символом таинственной беспредельности, которую не могут вместить ни чувства, ни разум, ни ум, не просвещенные благодатью. Противники паламитов ссылались, в частности, на эти слова, настаивая на том, что у прп. Максима свет Преображения следует понимать исключительно как символ. Но это не подтверждается ни контекстом данного отрывка, ни другими толкованиями Преображения прп. Максимом.

1731

Мф. 17:2.

1732

Читаем как у Констаса (Constas 2014, v. I, р. 270). Чтение отличается от Миня. Констас переводит: «formed within the blessed apostles (образовывал в блаженных апостолах)». Возможен и другой перевод: «запечатлил (или: отобразил) (διετύπου) для блаженных апостолов». Лоллар переводит в этом духе: «represented to the blessed apostles (представил для блаженных апостолов)». Перевод этого выражения зависит от понимания этого места. Но идет ли речь о символизме (и соответственно об «отображении») или просто о воздействии божественной энергии на апостолов, нужно иметь в виду, что в терминологии прп. Максима слово «символ» не противостоит реальности, а подразумевает ее (см. 1160С и примечание к нему). Думается, что прп. Максим не случайно употребляет здесь эпитет «блаженные» в отношении апостолов, дальше и о Божестве говорится, что оно «блаженное». Апостолы блаженны не только потому, что божественная энергия «побеждает» их чувства, но и потому, что ум их поражен славой Божией, невместимостью Бога для него. Таким образом, апофатическое богословие для прп. Максима соотносится не просто с рациональным отрицанием за Богом какой-либо соизмеримости с тварным, но и с реальным опытом «пассивности» всех человеческих энергий (ума и чувства) при воздействии Фаворского света. Ср. выше в умозрении о Преображении: «световидным сиянием (φωτοειδοῦς λαμπρότητος) лица Господня, совершившимся на горе, трижды блаженные апостолы были таинственно, неизреченным и неведомым способом руководимы к Божией силе и славе, для всех сущих совершенно непостижимой, научаясь, что явленный им [доступный] чувствованию свет есть символ неявной сокрытости (τῆς ἀφανοῦς κρυφιότητος) [Божией]. Ибо как здесь луч появившегося (γενομένου) света побеждает энергию очей, оставаясь для них невместимым, так и там Бог превосходит всякую силу и энергию ума, не оставляя совершенно никакого отпечатка в мышлении (ἐν τῷ νοεῖσθαι), пытающемся [Его] помыслить» (amb. 10: PG 91, 1060С).

1733

Иначе: «богословия по отрицанию». Лаут (Louth 1996, р. 132), основываясь на чтении Миня, переводит это сложное для понимания место иначе: «The light from the face of the Lord, therefore, conquers the human blessedness of the apostles by a hidden apophatic theology» («Свет лица Господня, таким образом, побеждает человеческое блаженство апостолов тайным апофатическим богословием»), но этот перевод основан на другом греческом тексте. Уже в qu. dub. 190 (Declerck) прп. Максим пишет, что, преобразившись, Господь являет Себя не только «утверждающим Себя [катафатически], исходя из положения о существующих вещах», но и «посредством апофатического богословия» Он указывает на «непостижимость тайны Божества» (пер. Д. А. Черноглазова); а в qu. dub. 191 (Declerck) идет речь о том, что «лице Слова, которое просияло как солнце – это сокрытость [или: сокровенность], отличающая Его сущность» (пер. Д. А. Черноглазова).

1734

Или: «изъято». Констас переводит в том смысле, что Божество по сущности «превосходит» всякую беспредельность («transcends all infinity» (Constas 2014, v. I, p. 271)), но у прп. Максима мысль сильнее. Он использует причастие от глагола ἐξαιρέω, а не активную форму глагола ἐξαίρω.

1735

Тема Троицы как Единицы и Единицы как Троицы обсуждается прп. Максимом в amb. 1; 23; 43 и целом ряде других трудностей. См. известную мысль из Слова 40, на Святое Крещение свт. Григория Богослова о невозможности созерцать Бога сразу как Единицу и Троицу (PG 36, 417, см. пер.: Григорий Богослов 1994. Т. 1, с. 571). Эта тема также рассматривается прп. Максимом и в ер. 2.5. В то же время, в данном месте amb. 10 прп. Максим совмещает ее с темой невместимости Бога человеческим умом. Возможно, он имеет в виду не только эпизод просияния Лика Христа на Фаворе, но также следующее за ним явление «светлого облака» и засвидетельствование Отцом Богосыновства Христа, повергшее замолкших в страхе апостолов на землю, после чего они уже не увидели никого, кроме одного Иисуса (см. Мф. 17:5-7).

1736

Эти слова, очевидно, следует понимать в том смысле, что апостолы испытали невместимость Бога человеческим умом, непостижимость Бога по сущности, что опытно проживается в причастии божественной энергии. В паламитской перспективе такое толкование наиболее вероятно, но приходится признать, что текст данного отрывка недостаточно в этом отношении ясен, и поэтому нельзя исключить и другие его толкования.

1737

Ср. Мф. 17:2. В amb. 10/17 и 18 прп. Максим соотнес с побелевшими ризами Христа творение и Писание, логосы и смыслы которого стали ясны в свете Преображения. Теперь светлые одежды Христа соотносятся с одним из видов катафатического богословия, состоящим в созерцании логосов творения в Боге как Творце. Два других вида катафатического богословия, состоящих в созерцании логосов промысла и суда, символизируются Моисеем и Илией, о чем будет идти речь в следующих параграфах.

1738

Ср. выше о познании из естественного созерцания Бога как Творца, Промыслителя и Судии (amb. 10: PG 91, 1133В-D).

1739

Прем. 13:5.

1740

Промысл и Суд рассматриваются прп. Максимом как две неотъемлемые силы Логоса. Он говорит, что они являются как бы очами Слова, посредством которых Он, даже претерпевая в Своем вочеловечении страдания ради нас, не переставал заботиться о мире как Бог (Max., Thal. 53. 26-28762). В другом месте он называет их двумя крылами Солнца правды (Христа) (Thal. 64. 238-239), осенение которыми служит исправлению ведения и добродетели. Вместе с тем, в домостроительстве нашего спасения исполнение предвечного Промысла о нас, то есть соединение Бога и человека и обожение нашей природы произошло, по прп. Максиму, в Воплощении, а исполнение Суда Божия – на Кресте, на котором из нашей природы были истреблены введенные грехом Адама противоестественные особенности и движения (этим двум аспектам соответствуют имена Христа –