Он потянулся к Молли, но ее слова остановили его:

– Это первое правдивое заявление с твоей стороны. А до этого ты врал мне каждый день. Тебе нужен только ребенок, а не я. Ну и секс, конечно.

Он схватил ее за локти.

– Нет, Молли, ты мне совсем небезразлична. Поверь. Разве я не доказал тебе это ежедневной заботой? Конечно, я и о ребенке думаю, но ты…

– Оставь, Пьетро, – перебила она. – Мне неприятны даже твои прикосновения.

Пьетро отдернул руки, засунув их в карманы. Глаза Молли говорили, что она сказала правду.

Он оцепенел.

– Ты больше не любишь меня? – растерянно спросил он, вновь превратившись в десятилетнего мальчугана, потерявшего семью.

Он готов был признаться ей в любви, но какой в этом толк, если она не верит ему и не любит его?

А он так привык к ее любви, что считал ее само собой разумеющейся. Сейчас его мир рушился на глазах.

– Я любила тебя, Пьетро. – Прошедшее время в словах Молли звучало как смертный приговор. – Но сейчас я тебя ненавижу. Мне больно на тебя смотреть. Если в тебе осталась хоть капля уважения ко мне, не пытайся меня удержать.

Ему ничего не оставалось, как уступить ей дорогу.

И тем не менее, когда она проходила мимо, Пьетро хотелось обнять ее и убедить словами и делами, что они созданы друг для друга. И не только из‑за ребенка, а потому что любят друг друга.

Он ее любит. Именно осознание этого и заставило Пьетро отпустить Молли, хотя это шло вразрез с его инстинктами. Но любить – значит уважать желания любимого человека.

Он любит ее.

Оказывается, это так просто и так грандиозно.

Он давно понял, что Молли особенная. Его чувства к ней нельзя сравнить с чувствами к любой другой женщине.

Он долго еще стоял под оливой, прислонившись к старому стволу и поглаживая твердую кору. Он размышлял о превратностях судьбы.

Пьетро вернулся на виллу поздно вечером, так ничего и не придумав. Экономка подала ему записку от Молли.

«Я уезжаю домой в Австралию. Не преследуй меня и не пытайся остановить. С меня довольно».

Только сейчас Пьетро осознал весь ужас произошедшего. Его сердце разрывалось на части.

Пьетро заглушил мотор арендованного автомобиля, остановившись у небольшого дома. В тишине раннего утра он сосредоточенно рассматривал здание, словно готовясь к важным деловым переговорам.

Сердце учащенно билось, адреналин зашкаливал.

Он ущипнул себя за переносицу, отгоняя головную боль. Глаза Пьетро покраснели и слезились от недосыпа. По‑хорошему, ему следовало бы отдохнуть после такого длительного перелета из Европы в Австралию. Но ожидание для него смерти подобно. Он не сомкнул глаз и в прошлую ночь.

Дом номер шестьдесят три казался белой вороной среди высоких и внушительных современных зданий. Одноэтажный, деревянный, в светло‑зеленых тонах с белыми наличниками, домик тем не менее выглядел очень привлекательно. Дом стоял посреди сада. Вокруг густой и аккуратно постриженный газон, сквозь продолговатые листья стройных деревьев просвечивала сверкающая голубизна бухты.

Все дышало красотой и спокойствием.

Из горла Пьетро вырвался то ли горький смешок, то ли стон.

Его одолевали сомнения, но не относительно правильности своего поступка, в этом он был твердо уверен. Честь обязывала. Он сомневался в положительном результате приезда.

Пьетро вцепился в руль. Шквал эмоций не давал ему покоя. По пути в Австралию он старался ни о чем не думать, но все глубже погружался в бездну отчаяния.

Он не видел выхода из сложившейся ситуации. Ему казалось, что он не сможет убедить Молли в искренности своих чувств. И это его наказание.

Он прикрыл усталые глаза. Какая же ирония судьбы – полюбить ту, которую хотел влюбить в себя.

Он любит женщину, которая не хочет его видеть. Пьетро всегда гордился своей проницательностью и умением вести дела, а в случае с Молли не видел дальше собственного носа.

Он ведь не в Риме влюбился в нее, пытаясь завоевать. Он полюбил ее в Тоскане, но не признавался себе в этом, игнорируя глубину своего чувства. Поэтому в запале эмоций посчитал, что она использует его, и оттолкнул ее.

Сейчас ему было очень больно и очень стыдно.

Пьетро уставился на маленький, аккуратный домик. Скоро решится его судьба. Шансы на успех у него минимальны.

Пьетро решительно взял с пассажирского сиденья объемный конверт и вышел из машины. Холодный ветер пахнул ему в лицо. Он напрочь забыл, что в этом полушарии стояла зима.

Пьетро судорожно сглотнул, чувствуя металлический привкус во рту. Страх? Предчувствие поражения? Не важно. Он должен совершить задуманное.

Он пересек пустынную в столь ранний час улицу, ощутив волнение от мысли, что сейчас увидит Молли. Он надеялся, что все‑таки у него есть шанс переубедить ее.

Когда он подошел к дому, унаследованному Молли и ее сестрой от родителей, у него над головой раздался громкий сиплый крик. Пьетро вздрогнул и поднял голову. С ветки, взмахнув огромными крыльями, слетела носатая кукабарра.

Молли проглотила последний кусочек тоста и пошла открывать дверь. Она никого не ждала. Джиллиан уехала на собеседование в Сидней. На Молли были старенькие джинсы, толстые носки и видавшая виды фланелевая рубашка в крупную клетку. Если это опять риелтор с очередным предложением купить их дом, она не станет с ним церемониться. Сколько можно?

Молли открыла дверь и остолбенела. Сердце ухнуло вниз. Она вцепилась в дверную ручку так сильно, что побелели костяшки пальцев.

– Привет, Молли. – Его бархатный баритон творил чудеса, лишая ее выдержки и сил.

У Молли подкосились ноги. Она прислонилась к дверному косяку.

Сколько раз она мечтала о встрече с Пьетро. Несмотря на гордость и здравый смысл, она испытала тайное удовольствие.

Он ничуть не изменился, такой же учтивый и цивилизованный, в дорогом итальянском костюме, с той же мощной мужской харизмой.

Она подняла на него взгляд, но солнце слепило глаза, и Молли не видела выражения лица Пьетро.

Воспоминания нахлынули на нее: вот он стоит в дверях больничной палаты, вот нависает над ней, широкоплечий, с блестящей от пота кожей, когда они занимались любовью под старой оливой на подстилке для пикника. Вот видит выражение его лица, когда он признался, что обманывал ее все время, пока она жила в его доме. И вся эта ложь ради того, чтобы завладеть ребенком.

Впервые со времени возвращения домой она снова ощутила приступ тошноты.

– Что ты здесь делаешь?

Пьетро заметно напрягся, словно ожидал более теплого приема.