Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вице-мэр Гуйфань, – мэр показал на Гуйфаня, – о вас позаботится.
Гуйфань покорно взял рюмку и покачнулся.
С Итянем никогда не произошло бы ничего подобного, подумала она, его безупречную жизнь ученого подобная грязь точно не запятнала бы.
В былые времена они с Гуйфанем часто бывали на таких ужинах. Широко раскрытыми глазами смотрела она на экзотические блюда, которыми были заставлены инкрустированные позолотой и обтянутые бархатом столы. В определенный момент ее восхищение иссякло, все блюда уже казались на вкус одинаковыми, а ресторанные залы больше не поражали новизной. Как-то одного из гостей вырвало прямо ей на колени, и с тех пор она просила Гуйфаня найти оправдание ее отсутствию. В ее детстве идеалом считалось служение родине и Партии, любые разговоры о деньгах, подобно яду, разъедали репутацию. А сейчас повсюду напоказ выставлено богатство. В голове не укладывается.
Когда пришло время расходиться, на столе оставались горы еды. К некоторым блюдам так никто и не притронулся. Сосредоточившись на выпивке, гости заказали намного больше еды, чем требовалось, – просто показать, что могут себе позволить.
* * *
Когда они въехали в этот дом, Ханьвэнь он казался слишком огромным – чтобы услышали из соседней комнаты, вечно приходилось кричать. Порой она звала мать или Юньюаня, но те не отвечали, и она представляла, как дом поглощает их имена и сам ее голос, слова улетают в никуда. Сейчас же она была рада, что стены в доме толстые, а расстояния большие, так ее мать точно не услышит их разговора.
– Почему ты не попросил их не наливать тебе?
Гуйфань, склонившийся над унитазом в ванной рядом с их спальней, не ответил.
– Мог бы притвориться пьяным, – продолжала она.
Таким Ханьвэнь мужа еще не видела, и ей было проще осыпать упреками его, чем вспоминать собственные оплошности. Облокотившись на стол, она смотрела на него: Гуйфань стоял на коленях возле унитаза, и его выворачивало. Ханьвэнь не верилось, что она пожертвовала ради него своей жизнью. Звуки он издавал чудовищные. Она, ее мать и сын – все они зависят от человека, который сейчас, словно раненое животное, скорчился на холодном полу.
Ханьвэнь прошла в ванную, обняла его и держала ему голову, пока Гуйфаня выворачивало. Когда они только начали встречаться и он обнимал ее, сердце Ханьвэнь переполняло чувство, которое она приняла за любовь. Рядом с ним ей было спокойно, а разве есть дар ценнее, чем спокойствие? Теперь же ей казалось, будто обнимает не мужа, а ребенка, – примерно то же она чувствовала, когда болел Юньюань и она обнимала его плачущего, баюкала, пока он не засыпал.
– Как ты теперь поступишь? – спросила она.
С ответом Гуйфань собирался долго, и она уже решила было, что муж заснул.
– Не знаю.
– Ты должен что-то сделать.
Если бы он, измученный, вспотевший, выглядел не так жалко, Ханьвэнь встряхнула бы его. Да, положение сложное, но необходимо действовать.
– Если я начну действовать, это повлечет последствия.
– А если ничего не делать, то у нас, считай, и будущего нет, – отрезала она.
Вероятность и возможные варианты развития событий Гуйфань высчитывал умело, однако решительные действия не по его части.
– Посмотри на мэра. Он в это ввязался, и теперь каждый раз, когда им нужна помощь, он пляшет под их дудку.
– А есть выбор?
– То, как живет мэр, – это не жизнь.
– И это тоже, – сказала она.
Они умолкли. Разговор зашел в тупик, или, по крайней мере, Гуйфань так считал. Он хватался за прежние идеалы, но теперь-то мир потерял однозначность. Ханьвэнь в свое время вынудили пойти на компромисс, и она приняла его.
– Я стараюсь что-нибудь придумать, – устало проговорил он.
Пустые слова. Гуйфань засыпал. Не открывая глаз, он уткнулся лбом в холодный кафель. Расстроенная, Ханьвэнь поднялась на ноги. Давить на него бессмысленно. Свет в ванной она гасить не стала, чтобы, проснувшись, муж понял, где он находится.
Вместо того чтобы лечь, Ханьвэнь прошла в спальню сына. Последний месяц, после знакомства с господином Цянем, она часто так делала. Искала спокойствия в ребенке, сознавая, что это странно. Юньюань никогда не просыпался, и ей нравилось лежать рядом с ним, он служил напоминанием о том, что в своей жизни она что-то все же создала.
Она подняла одеяло и вжалась в тесное пространство рядом с сыном. Малыш заворочался, но не проснулся. Во сне он казался таким сосредоточенным, между бровями залегла морщинка, и Ханьвэнь стало интересно, что ему снится. Убирая со лба сына волосы, она вдруг заметила у порога тень.
– Кто тут?!
Тень надвинулась. Ханьвэнь прищурилась. Мать.
– Ма, ты меня напугала.
У нее мелькнула нелепая мысль, что ее пришли наказать за строптивость за ужином.
– Прости, я не нарочно. Просто голоса услышала.
– Все в порядке. Иди спать.
В темноте материнское лицо расплывалось. Мать замялась.
– Зря ты здесь. Тебе следует лежать рядом с мужем.
– Он сегодня перепил. Спать с ним противно.
– Что-то случилось? Гуйфань обычно не пьет.
Мать приблизилась. Ханьвэнь ничего не оставалось, кроме как отодвинуться и освободить место, чтобы мать могла сесть рядом.
– Это никак не связано с твоим другом, который к тебе сегодня в гости приходил?
– Нет, Ма, просто все так совпало…
– Если у вас с мужем не все гладко, это не значит, что можно заглядываться на других.
– Угу. – Ханьвэнь уткнулась в шею Юньюаня. – Я устала.
Ей не хотелось выслушивать наставления, однако в голосе матери уже зазвучали суровые нотки.
– Знаешь, когда я в молодости только вышла замуж за твоего отца, то стоило нам с ним слегка поспорить, как я сразу же из себя выходила. И тут же представляла самый простой выход – жизнь без него. Когда ты молод, такие мысли в порядке вещей.
– Ма, не в этом дело. – Ханьвэнь села, возмущенная тем, что с ней обращаются, словно с ребенком, которому, чтобы не сбиться с пути, нужны материнские наставления. Разве она еще не сделала ровно то, чего от нее ожидалось?
– Ну тогда расскажи, что случилось, – мать вдруг взяла ее за руку, – и я помогу. Ма поможет.
Ханьвэнь хотелось верить, что ее мать – или еще кто-нибудь, кто угодно – способен помочь.
– Гуйфань… – начала она, но посмотрела на мать, лицо которой терялось в темноте,