для нас, воинов-бедняков! Как видишь, я и себя к ним причисляю! Я знаю, меня спрашивай! С тех пор как кончилась война, с тех пор как я увидел, что дальше ничего нет и что это именно так (куда добрался, туда и добрался), я чувствую, вот, вот!!! Я не могу понять, чем бы я мог сейчас заниматься! Стать философом? Попом? Что?! Что?!* * *

— Вижу, ты звонил? — сказал я Маркатовичу вместо приветствия.

— Найдешь время выпить кофе? — спросил он. И тут же добавил: — Это важно.

Эти его «это важно» действовали мне на нервы. Неужели не может просто нормально позвать меня на пиво? Почему мы постоянно общаемся как два бизнесмена-идиота?

— Ты один или же снова впутаешь меня в какую-то комбинацию?

— Один, один, гарантирую. Давай, приходи, — сказал он. И добавил: — Извини, Диана звонит, я должен ответить… Позвоню тебе через минуту.

Я ждал. Весь извертелся на диване. Достаточно, чтобы кто-то сказал мне хоть слово по телефону, и я уже больше не могу сидеть дома. Особенно когда мне так хреново.

Я уже надел куртку, когда зазвонил телефон. Но не мобильный, обычный.

Это не Маркатович, тот звонит на мобильник.

Я стоял над телефоном и смотрел. У меня не было этого проклятого определителя номера.

Звонили долго.

Потом еще раз.

Уж не Милка ли, подумал я.

Снова звонок.

Пока я выходил из квартиры, телефон всё еще звонил — я хлопнул дверью, как будто с кем-то поссорился.

Оказавшись на улице, я сообразил, что не знаю, куда надо идти. Маркатович что — не сказал, где он? Черт с ним… Безразлично… Прекрасно! Хватит с меня этих деловых встреч в местах с приглушенной музыкой, дорогим пивом и запахом сигар. Когда мы выпивали в таких элитных притонах, я начинал блевать гораздо раньше, чем обычно.

Я взял курс на «Лимитед».

Маркатович, видимо, наконец закончил с Дианой и позвонил снова.

— Я уже в пути, — сказал я. — В «Лимитед».

— Ох, мне это совсем не по пути…

— Слушай, я уже там. Вот и место для парковки есть… — сказал я.

— Ну, понимаешь, я в костюме, с галстуком…

— Так сними его, — сказал я.

Он хотел что-то добавить, но я его прервал: — Слушай, мне нужно припарковаться, если у тебя что-то важное, приходи.

«Лимитед» действительно не мог гордиться деловой атмосферой: я с трудом протиснулся к стойке. Оглянулся по сторонам, вертя головой, посмотрел, нет ли кого знакомого. Сюда часто заходили старые кадры, каждый вечер можно было прикидывать, сколько из их поколения еще в живых. Несомненно, мы несли большие потери. Кофейня была битком набита, но если бы мне позвонил кто-нибудь из старой гвардии и спросил, кто там есть, пришлось бы ответить: «Народу битком набито, но никого нет».

Ничего не оставалось, как рассматривать незнакомых девушек, ждать Маркатовича и гадать, что он выдумал теперь, после имиджа Долины и руководства о бирже… Понятия не имею, почему он стал таким изобретательным. Казалось, что он придумывает дела только для того, чтобы подольше задержать людей за столом. У него был характерный лихорадочновозбужденный взгляд. Создавалось впечатление, что он выдумывал эти дела только для того, чтобы как можно позже вернуться домой. Мы об этом не говорили, но мне казалось, что с Дианой ему теперь было скучно, причем особым образом. Когда он был с ней, то держался так, словно его нет. Даже когда он о ней говорил, он впадал в какой-то меланхоличный тон. Говорил, что любит её, однако никак не мог отправиться домой. Купил квартиру, но было видно, что он не стремится бывать в ней. Чем-то он немного напоминал бездомного. Растягивал рабочий день до безумия и слонялся по городу в своем галстуке. Настоящих деловых партнеров приглашать на вечернюю чашечку кофе он не мог, поэтому пользовался мною. Изобретал разные идеи, так что всё выглядело так, как будто мы работаем. Обычно он звал меня в места без атмосферы, чтобы не показалось, что мы кутим. Старался напиться так, что это вообще не было похоже на развлечение. Прятал от себя свою проблему. Наши выпивания должны были напоминать сверхурочную работу, потому что если бы это не было работой, ему пришлось бы отправляться домой.

Когда он появился в дверях, несмотря ни на что я был рад.

Вот он, старый даркер, стянул с шеи галстук, расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, может быть, даже попытался смять пиджак перед тем как войти… И сказал: — Давно ждёшь?

— Нет, всё о’кей…

— Как дела? — подмигнул он мне, посмотрев по сторонам.

— Да вот, несу большие потери…

Он знал эту мою фразу и, уныло улыбнувшись, похлопал меня по плечу: — Ты и понятия не имеешь, насколько ты прав…

Заказал двойной виски с горой льда.

— Целыми днями лакаю кофе, — пожаловался он. — Но сейчас с меня хватит. Так и заболеть можно, — сказал он оправдываясь.

Всё это точно так и выглядело, и я кивнул.

Когда ему принесли выпивку, он сказал: — Тут есть свободный стол, в лоджии, пойдем туда, здесь не поговоришь.

— Но тут всё как-то поживее.

— Спина болит, я сегодня был на массаже, не могу стоять.

Мне не хотелось забиваться в угол между столиками в лоджии. Я не любил статичность перед глазами, мне было приятнее, когда передо мной что-нибудь двигалось. Это во мне говорит средиземноморское происхождение. На всём Средиземноморье, от Северной Африки до Венеции, а потом и Стамбула, море приучило людей смотреть на движение волн, чувствовать их ритм… На Средиземном море ты можешь сесть куда угодно — на ступеньки, на невысокий каменный забор, на землю, на пол, без всякой цели — и смотреть на бурление моря или улицы. Маркатович был с континента, он о таком и понятия не имел, ему был важен стол, а не взгляд на море, к тому же у него болела спина, так что мы сели за столик и он меня спросил: