Я отключила телефон и вернулась с ним в кухню.

Сергей и Иван встретили меня выжидающими взглядами, и я им сказала:

– Поздравляю нас всех. Завтра мы едем в полицию Пролетарского района. Без четверти десять должны быть на месте. Галину пригласят туда же к десяти. Место переговоров – актовый зал. – Мужчины ошеломленно переглянулись, а я просто объяснила: – Не имей сто рублей.

– Я за вами завтра заеду в половине девятого, – пообещал Иван. – А как буду подъезжать, позвоню, и вы выйдете.

– Лучше в восемь – вдруг город завтра опять будет стоять как вкопанный? – предложила я, и он согласился.

Они ушли, а я прибралась на кухне, разогрела остатки завтрака, поела, сварила себе кофе и перебралась с ним в комнату.

Чтобы узнать, чего ждать от встречи с Галиной, я бросила свои гадательные кости, и выпало 30+15+8, то есть мне откроются неизвестные ранее факты. И это предсказание меня совсем не порадовало – я чувствовала, что это, увы, не конец истории и нас ждет еще много открытий. И никто не гарантировал, что приятных.

Понимая, что Галина будет разодета в пух и прах, я достала брючный костюм, который на мне все еще сходился, и, несмотря на то что на улице потеплело, решила надеть свою норковую шубу, потому что мой пуховик выглядел, мягко говоря, непрезентабельно.

Я поставила глушилку на подзарядку – хоть и с высочайшего соизволения начальника райотдела, но разговор все равно будет происходить в здании полиции, а мало ли о чем он пойти может? И отправилась спать – утро вечера мудренее.

9 декабря, среда

Проснулась я в отвратительном настроении – видимо, новости, которые мне предсказали кости, будут с жирным знаком минус.

Меня не взбодрили ни контрастный душ, ни кофе, да и аппетита не было никакого. Еле дождавшись времени, когда можно будет выйти из дома, я положила в сумку глушилку и диктофон с чистой кассетой – мало ли как карты лягут? – и спустилась во двор. Там я дождалась Ивана и, сев к нему в машину, сразу спросила:

– Иван, мне кажется, что вы спаиваете Сергея, или это действительно так?

– Татьяна, я знаю его всю жизнь. Он никогда ничего не пил, кроме домашнего вина, которое ставил дядя Ашот, или очень дорогого и качественного красного сухого, – предельно серьезно начал он. – Я же вам уже говорил, что у него нервы на пределе. Он из последних сил держит себя в руках, чтобы не сорваться. Так пусть он лучше снимает напряжение качественным коньяком, чем будет глотать всякую химию. Уверяю вас, что, как только все закончится, он снова будет пить только вино и только по праздникам, а уж я как старший брат за этим прослежу. Я ответил на ваш вопрос?

– Да, вполне, – сказала я, поняв, что влезла туда, куда не надо. – Но возник следующий: где Кузьмич?

– Его сегодня рано утром в Тарасов санавиация привезла, – уже совсем другим тоном ответил он.

– Ну все! Теперь Надежда в клинике поселится, к нему не прорваться будет, – обрадовавшись, что обстановка разрядилась, воскликнула я.

– Надо будет – прорвемся, – заверил он меня и включил радио – разговор можно было считать законченным.

Так мы всю дорогу до райотдела и промолчали.

Мы приехали первыми, а Сергей прибыл почти вслед за нами. Мы втроем вошли в здание, и предупрежденный дежурный объяснил нам, как пройти в актовый зал.

К чести госпожи Антоновой, надо отметить, что пришла она точно к десяти, потому что в несколько минут одиннадцатого подполковник Маслов уже вводил ее к нам.

– Ради наших добрых отношений, Галина Васильевна, простите мой обман. Просто вот этим людям очень нужно с вами поговорить, – сказал он ей.

– Бог простит, – небрежно бросила она. – А хорошим людям чего же не помочь?

Маслов ушел, а она мазанула по нам внимательным, спокойным взглядом, который лишь на долю секунды дольше, чем надо, задержался на Геворкяне. Она скинула норковый полушубок и бросила его на стул, а сама села на соседний, положив ногу на ногу. В своих выхоленных руках с дорогим профессиональным маникюром она держала элегантный черный клатч. В ее обручальном кольце были три небольших бриллианта в ряд, а вот в кольце на левой руке – один бриллиант, но в карат, и такие же камни были в серьгах. Одним словом, это была очень состоятельная и успешная бизнес-леди.

– Слушаю вас, – сказала она.

– Здравствуйте, Галина Васильевна, – начала я. – Меня зовут Татьяна Александровна Иванова, рядом со мной – Самвел Ашотович Геворкян, а справа от него – его заместитель Иван Михайлович Рябинин. – Антонова чуть склонила голову в знак приветствия. – Галина Васильевна, я заранее прошу у вас прощения, но речь пойдет об очень деликатном вопросе из вашего прошлого. Как мы точно установили, вы являетесь биологической матерью господина Геворкяна. Этот факт на протяжении более тридцати лет держали в секрете, но случилось так, что сейчас он стал известен, пусть и узкому кругу, но посторонних людей. Я объясню вам наш интерес. Восемнадцатого июня этого года скончалась официальная мать господина Геворкяна Луиза Ованесовна Варданян. Восемнадцатого декабря, то есть уже на следующей неделе, господин Геворкян должен вступить в права наследства. Однако неизвестные нам люди, посвященные в тайну его рождения, шантажируют его этим, чтобы он отказался от наследства. Поэтому мы очень просим вас сказать, кто изначально был посвящен в эту тайну.

Антонова выслушала меня совершенно спокойно и, немного помолчав, ответила:

– Да, это я родила Самвела, потому что Луиза не могла иметь детей. Об этом знали три человека: я, Ашот и Кузьмичев. Все!

– А врачи? Они были в курсе?

– Нет, я рожала под своим именем в маленькой ведомственной больнице в Покровске и, как мы и договаривались с Ашотом, написала отказ от ребенка после того, как он появился на свет. Я не знаю, о чем и с кем договаривался Ашот, но мне дали покормить сына десять дней, а за это время его полностью обследовали и дали заключение, что он