распоряжение ЦК, но это ему еще предстояло услышать в политуправлении.

— Да что вы, товарищ полковник, будто на другую планету провожаете, — сказал Аминджон. — Я к вечеру вернусь.

— Не кажи «гоп»… — улыбнулся Якимович и крепко обнял, а потом вдруг сказал: — Глянь, какое чистое небо.

— Да, давно мы не видели такого…

— Хоть бы наши дети не видали его в дыму пожарищ и в огне. Давай-ка, брат, руку, — протянул Якимович свою, — поклянемся: где бы мы ни были, кем бы мы ни стали, будем жить и работать для мира. Трудно придется — страна в руинах. Но мы поднимем ее. Будем работать…

…Аминджон поднял голову и встретил напряженно-выжидающий взгляд саркора. Тому, видимо, показалось, что секретарь райкома не очень-то поверил его расчетам.

— Если выйдет по-вашему, хорошо! — повторил Аминджон и улыбнулся. — С председательницей еще не встречались?

— Нет еще. Летучка у нее в десять, а до этого видимся редко. Наша бригада крайняя, так что у нас она появляется напоследок.

— А может быть, больше доверяет?

— Но ведь и проверять не мешает? — усмехнулся саркор.

— Тоже верно, — засмеялся Аминджон.

— Наша бригада от центральной усадьбы далеко, стоит между нами вон тот холм со святым мазаром, и не найдется человека, который сказал бы: «Эй, люди, сроем этот холм, уберем мазар!»

— Чем?

— Да хотя бы кетменями!

— Такую махину?

— Зато сколько земли получим.

— А времени сколько потратите?

— Если возьмемся миром, управимся быстро.

— Богатая у вас фантазия, саркор, — улыбнулся Аминджон.

— Почему же фантазия?

— Потому что смотрите далеко вперед. Это хорошо, саркор, замечательно! Но всему свой час. Придет время, уберем и этот холм или поднимем на него воду и заложим сады. А пока есть дела поважнее, осилим их — возьмемся за другие.

— Вам виднее, — ответил саркор.

— Не скажите, — качнул головой Аминджон. — Язык народа — божья плеть. Так, кажется, говорится?

Саркор усмехнулся.

— Только кое-кто стал меньше бояться этой плетки, — сказал он и, не успел Аминджон открыть рот, сменил разговор: — Просьба у меня к вам: если можно, не посылайте на наш участок школьников и горожан, сами управимся.

— Боюсь, не управитесь, — возразил Аминджон. — Затянем сбор — хлопок пропадет.

— От их помощи больше пропадет.

— Следить надо.

— Уследишь за каждым! Не их это дело, не знают и не умеют, да и сердце у них не болит за труд дехканина, вот и топчут больше, чем собирают.

— Нет, саркор, тут вы не правы. Большинство, абсолютное большинство, — подчеркнул Аминджон, — знает, что хлопок сегодня — главное богатство нашей республики, и знает, какой ценой достается каждый кустик и каждая коробочка, и поэтому подходит к делу сознательно, воспринимает призыв помочь хлопкоробам как свой патриотический долг.

— Ладно, посмотрим на обстоятельства, — уклонился саркор, — как говорится, сойди с коня, но держи ногу в стремени.

Аминджон, глянув на часы, собрался было прощаться, однако саркор удержал его:

— Есть еще один совет, товарищ секретарь… Не могу промолчать. Только, чур, не подумайте, я не против женских свобод!

— Так, так, — проговорил Аминджон. — Раз речь о женской свободе, значит, разговор пойдет о председательнице?

— Догадались, — кивнул саркор и, подавшись корпусом вперед, сказал тихим голосом: — Женщина есть женщина, сперва видят в ней бабу, потом все остальное. Часть мужиков не признает ее…

Он сделал паузу и вопросительно посмотрел, будто бы испрашивая разрешения продолжать, а на самом деле пытаясь определить, как секретарь отнесся к его рассуждениям.

Аминджон ничем не выдал себя, разве только чуть наклонил голову, что можно было истолковать и как знак согласия. Но саркор тоже не простак. Он заговорил лишь после того, как встретился с Аминджоном взглядом и решил, что секретарь не видит в его словах ничего предосудительного и смотрит на него с явным интересом и даже доброжелательно.

— Ну, а когда председателя не признают, какая работа? — развел саркор руками. — Боюсь, как бы из-за этого наш колхоз не покатился вниз.

— Но почему? — спокойно произнес Аминджон, чуть помедлив. — Она столько лет руководит колхозом, и в самые трудные годы вы во главе с ней всегда выполняли планы, ходили в передовиках. Почему же теперь должны покатиться вниз? Ведь возвращаются мужчины и, значит, есть возможность работать еще лучше.

— Вот в том-то и дело, что возвращаются мужчины, — сказал саркор. Он все-таки уловил в спокойном и мягком тоне секретаря, как бы приглашающем поразмыслить, твердые нотки осуждения, и потому несколько смешался. — Возвращаются мужчины, — повторил он, — и им… ну, неловко, что ли, попадать под женскую власть, самолюбие мужское противится… Скажу вам откровенно, есть такое мнение, что пора ее сменить. За прошлое, говорят, поклон и спасибо, но пора и уступить место. Не знаю, может, кто-то нарочно мутит воду, чтобы рыбу поймать. Мое дело предупредить…

— А вы никого не знаете из тех, кто мутит воду?

— Знать-то знаю. Но назови вам я сейчас кого-то, получится — наушничаю. Я сказал вам, а там дело ваше. Я за колхоз болею.

— Что ж, и на том спасибо, — сказал Аминджон и протянул саркору руку. — Счастливо оставаться, саркор, до свидания. Постарайтесь организовать сегодня работу так, чтобы собрать хлопка хотя бы не меньше, чем вчера.

— Постараемся, товарищ секретарь.

— Не уставайте!

— Вы тоже…

Да, не прост человек, не прост!.. Шагая по тропке вдоль поля и по улице, ведущей к дому, Аминджон мысленно восстанавливал подробности разговора с саркором и думал о том, что такие слова услышал о «тетушке Нодире» впервые. И в районных организациях, и в колхозе все отзывались о ней уважительно, ценили за преданность делу, твердость характера. Нет, этот разговор нельзя оставлять без последствий. Необходимо выявить баламутов, разобраться, что ими руководит — действительно ли задетое мужское самолюбие или корысть, и всячески поддержать «тетушку Нодиру», помогая ей советом и делом. Кстати, нужно выяснить, не очень ли дают себя знать в районе проявления феодально-байских пережитков по отношению к женщинам и девушкам. Теперь, когда возвращаются мужчины, да еще учитывая, что в минувшее лихолетье оживились духовники, это может оказаться острой проблемой.

«Создадим-ка комиссию во главе с прокурором, пусть изучит вопрос, рассмотрим на бюро», — решил Аминджон.

…Час от часу не легче! Будто нет сегодня других важных дел, кроме связанных с колхозом «По ленинскому пути»! В приемной Аминджона дожидалась Нодира.

— Извините, товарищ Рахимов, за нежданный визит. Постараюсь не отнять много времени, — сказала она.

— Пожалуйста, пожалуйста! — ответил Аминджон, пропуская ее в кабинет. — Если председатель приходит в райком с утра пораньше, значит, дело не терпит отлагательства.

— Да как посмотреть, — вздохнула Нодира и подробно рассказала о вчерашней встрече с Мулло Хокирохом, несшим в интернат