Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Язык лежит бесполезным лоскутом, и мне остаëтся только дважды поднять взгляд.
– Тебе в вопросах самочувствия доверия нет, – фыркает она и выхватывает из воздуха чёрное зеркало.
Артефакт показывает ей моё состояние? И лекарство она всё же точно так же берёт из воздуха? Она вообще понимает, что вот так просто показывать бесценное сокровище нельзя? Бьянка, судя по движению глаз, читает.
Что же это за зеркало?!
– Ага… Знаешь, Даниэль, по сравнению с тем, что было, очень хорошо. Сейчас позавтракаем, а через час можно повторить очищение с маслом. Как я поняла, отрава… пока никуда не делась, её надо дальше вычищать. Вчерашние кубики… временно заменили блоки, которые ты сорвал, но долго эффект не продлится. Так, а вечером у нас зелье, которое треть бутылки. Хм… У меня для тебя грустная новость.
Интонация выражает скорее недовольство, чем грусть. Не похоже, что Бьянка скажет что-то по-настоящему плохое, и я оказываюсь прав.
– На завтрак чай, мёд и остатки пюре. Опять.
И в чëм грусть? Бьянке нравятся перемены блюд? Она не любит однообразие? Мне давно всë равно. Пюре своеобразное на вкус, но его можно есть без отвращения, а это уже роскошь. Даже голод может быть роскошью, когда в рот заливают помои и желудок отторгает, а тебя просто поворачивают на бок, чтобы не захлебнулся, и смеются.
А Бьянка о пюре переживает, смешная.
Мне хочется коснуться еë руки, провести по ладони.
– Даниэль!
Что?
Она хватает меня за руку.
– Ты шевельнул пальцем! Ты снова можешь двигаться!
Да?
Я тотчас пробую повернуть голову, и ничего. Я пробую улыбнуться. Поднять уголки губ – это же так просто, верно? Но лицо не слушается.
Пальцы? И снова ничего. Я даже в малости подвожу Бьянку, обманываю её ожидания. Когда она поймëт, что я не могу, будет разочарована.
Я больше не в праве держаться за Бьянку.
– Вау, у тебя получается!
Как?
Ерунда. И я неосознанно тянусь к Бьянке, хотя только что признал, что не достоин.
– Получается!
Она сгибает мою руку в локте так, чтобы я мог увидеть свою ладонь. Пальцы неподвижны, не слушаются, но… когда я думаю о Бьянке, а не о том, как шевельнуть мизинцем, у меня действительно получается.
– Наверное, подвижность будет возвращаться постепенно?
Бьянка опускает мою руку, но не отпускает, и утыкается в зеркало. Видимо, в поисках ответа, и мне хочется, чтобы Бьянка искала его как можно дольше, чтобы сидела рядом.
– Ой, я ведь завтрак обещала! – спохватывается она, разжимает пальцы, и зеркало исчезает в падении.
Поразительно…
Я остаюсь лежать и осмыслять перемены. Происходит невозможное, но оно происходит. Бьянка стала моим чудом. Я вновь шевелю пальцем. Если не напрягаться, то каждым по отдельности вполне получается, а вот всеми сразу – нет. Самое неприятное, что рука словно вылеплена из мягкой глины. Кажется, дай мне перо – я уроню.
Вчера я и мечтать не мог о пëрышке, а сегодня думаю, как вернуть в руки силу – не магию, а самую обычную физическую силу – и снова поднять меч.
Сжать палец – разжать.
– Я тебя спеленаю, – внезапно заявляет Бьянка.
Она вернулась с гружëным подносом и ставит его прямо на пол.
Я ловлю еë взгляд.
– Серьёзно, Даниэль. Восстанавливать подвижность надо, я только за, но делать это, дорогой мой, надо с умом. Надо помогать телу, а не доводить до изнеможения. Если ты ещё не понял, о чëм я, говорю по-простому. Чередуй упражнения и отдых, останавливайся до того, как устанешь.
Какая грозная.
В самом начале я подумал, что она заботится обо мне из преданности как князю, но это явная ошибка. Пиетета перед моим статусом у Бьянки ни капли. Очень необычно.
Я вообще не понимаю, почему она возится со мной, почему относится, как к родному. Мне есть, с чем сравнивать. Сразу после охоты и до возвращения в столицу, четыре дня, когда я наивно продолжал считать предателя другом, обо мне заботились мой камердинер и две горничных на подхвате. Все они были почтительны и старательны, но младшая из девушек с трудом скрывала, как ей неприятно менять мокрое постельное бельё. Бьянка старается искренне, от души. Для неë совершенно не в тягость убрать пелëнки, обмыть. Ей тяжело делать, да, но отвращение она не испытывает, наоборот, словно не понимает и не замечает, насколько противно то, что она делает. Так можно заботиться о близком человеке, но нас ведь ничего не связывает.
Я соглашаюсь и расслабляю пальцы. Бьянка права – доводя себя до предела, я наврежу.
– Сейчас я помогу тебе сесть.
Стыдно признаться, но я предвкушаю еë прикосновения. Как низко я пал… В прошлом, до паралича, подобное было для меня немыслимо.
Для меня многое немыслимое стало обыденной реальностью.
– Сначала чай или сначала пюре? – Бьянка в одной руке демонстрирует мне чашку, в другой ложку.
Куда посмотрю, с того и начнëм?
Я выбираю пюре.
Она устраивается рядом, зажимает банку коленями. Вот ещё странность – аристократка так не сделает, а Бьянка… Ни одна аристократка не будет ходить голой! Как вспомню панталоны…
Зачем я вспомнил?!
Тонкая ткань на бёдрах, поднявшись, только ещё больше привлекает внимание к моей реакции.
Глава 27
Утро начинается интересно.
Я ни капли не сомневаюсь в своём выборе сидеть с Даниэлем. Не похоже, что он помнит, но ночью у него случились кошмары. Он кричал… Страшно вспомнить.
Когда я тронула его за плечо и он, толком не просыпаясь, открыл глаза, я подумала, что кошмар отпустил, но Даниэль провалился в него как в чëрный колодец ухнул. Тогда я осталась рядом, взяла за руку и Даниэль почувствовал моё касание сквозь сон, успокоился, дыхание выровнялось, сон стал безмятежным. А я побоялась отпустить его руку, побоялась, что кошмар вернётся.
Надо будет днём поспать… Шея затекла, бок, на котором я висела через подлокотник побаливает, но это мелочи.
На свежую голову я дохожу до очень простой и неприятной для меня мысли – свалить быт на крепкие крестьянские плечи вот прямо сейчас не получится.
Сколько идти до деревни? Сколько времени я потрачу на найм? Как я буду выбирать? Оценивать по чистоте