В спальне, где от чистоты рябило в глазах, Кирстен Линдстремзаплела в две старомодные косы свои светлые с сединой волосы и приготовилась косну.

Она была встревожена и напугана. Полиции нравятсяиностранцы. Правда, в Англии она жила так долго, что сама себя иностранкой нечувствовала. Но полиции-то это неизвестно.

Этот доктор Калгари… Какая нелегкая его принесла?

А ведь все было по справедливости. Она подумала про Джако ивновь повторила себе, что все по справедливости.

Она знала его еще маленьким мальчиком. Плут он был иобманщик! Но такой очаровательный, такой занимательный! Вечно его прощали,вечно старались уберечь от наказания.

А врал он мастерски. Как ни прискорбно, но это надопризнать. Так врал, что все ему верили… Нельзя было не поверить. Хитрый,коварный Джако.

Доктор Калгари, видно, полагал, будто знает, о чем это онрассказывает! Но доктор Калгари ошибался. Подумаешь – алиби, такое-то место,такое-то время. Джако и не такие штуки проделывал. Она, как никто другой,знала, на что он способен.

Поверит ли кто-нибудь, если рассказать про Джако все, что ейведомо? И вот… что-то будет завтра? Придет полиция, и снова у всех испортитсянастроение, снова в доме воцарится подозрительность и недоверие. И это ужасно…

А она так любит их всех, так любит! И знает про них большелюбого другого, гораздо больше, чем знала миссис Эрджайл, ослепленная своимиматеринскими чувствами. Для миссис Эрджайл они были ЕЕ детьми. Она видела в нихсвою собственность. Но Кирстен воспринимала детишек такими, какими они были вдействительности, и хорошо знала их достоинства и недостатки. Если бы у неебыли свои дети, может быть, тогда и возникло бы у нее ощущение собственника. Ноприрода не наделила ее материнским инстинктом. Вот мужа своего она бы любила,если бы он у нее был.

Трудно понять таких женщин, как миссис Эрджайл. С умасходила по чужим детям, а к собственному мужу относилась так, будто тот вообщене существовал! А человек он, надо сказать, хороший, прекрасный человек, лучшене бывает. Негоже пренебрегать такими мужчинами. А миссис Эрджайл как заняласьсвоими заботами, так и не замечала, что у нее под носом творится. Этасекретарша, смазливая девка, знала, как нужно обходиться с мужчинами. И теперьдля Лео уже нет препятствий на дороге к счастью, или они все-таки существуют?Осмелится ли эта парочка соединиться после того, как на «Солнечное гнездышко»снова пала тень от убийства?

Кирстен удрученно вздохнула. Что их всех ожидает? Того жеМики, который глубоко, почти патологически ненавидит свою приемную мать. ИлиХестер – неистовое, взбалмошное существо. Хестер, кажется, нашла себе приют идушевный покой рядом с этим милым обстоятельным молодым доктором. А Лео сГвендой имели определенные намерения и должны понимать, какие могут возникнутьпоследствия. Или Тину, эту прилизанную маленькую кошечку. Или эгоистичную,расчетливую Мэри, которая, пока не вышла замуж, ни к кому особой симпатии невыказывала.

А сама Кирстен сначала обожала хозяйку, благоговела передней. Теперь уже не вспомнишь, когда появилась неприязнь, когда она осмелиласьее порицать. Наверное, когда та слишком о себе возомнила, начала мучить всехсвоими благодеяниями, когда появилось непререкаемое «Мама лучше всех знает». Акакая она им мать! Родила бы хоть одного ребенка, может, спеси и поубавилось.Но что это она все о Рэчел Эрджайл размышляет? Ее уже нет в живых.

О себе следует подумать… и о других тоже.

А также о том, что их ожидает завтра.

Мэри Дюрант проснулась в испуге.

Ей приснилось, будто она ребенок и опять очутилась вНью-Йорке. Странно. О тех временах никогда не вспоминала. Удивительно, как онамогла вообще что-то запомнить. Сколько лет ей было? Пять? Шесть?

Ей снилось, будто из комфортабельного отеля ее привезли домой,в убогое жилище. Эрджайлы уплывают в Англию, а ее с собой не берут. Душа еенаполнилась яростью, но она тут же вспомнила, что это был всего-навсего сон.

Какая чудесная жизнь настала. Ездили в автомобиле,поднимались в отеле на лифте на восемнадцатый этаж, огромный номер,удивительная ванная! Потрясающее открытие: весь мир твой, если ты богат! Толькобы остаться тут, только бы сохранить роскошь… навсегда!

И главное, добиться этого не так уж и трудно: всего-то итребуется, что демонстрировать свою привязанность. Нет ничего легче, она небыла ни к кому привязана, но притворяться умела. И начала изображать любовь,ради счастья чего не сделаешь! Богатые папа с мамой, наряды, машины, пароходы,самолеты, слуги, не спускающие с нее глаз, дорогие куклы и игрушки. Сказка,обернувшаяся реальностью…

Жаль, что откуда-то вдруг появились и другие дети.Разумеется, во всем виновата война. Или чему быть, того не миновать? Еенеутоленная, ненасытная страсть к материнству, в которой чувствовалось отчастинечто звериное, даже и без войны заставила бы взять в дом приемных детей.

Мэри всегда немного презирала свою приемную мать. Что ниговори, а глупо собирать таких ребят, которых она находила. Сброд какой-то!Дети с преступными наклонностями вроде Джако, взбалмошные вроде Хестер,строптивые вроде Мики. Одна Тина, не поймешь какого роду-племени, чего стоит!Неудивительно, что все так скверно обернулось. Впрочем, Мэри никого не осуждаетза непослушание, и сама-то не всегда слушалась. Вспомнилась их встреча сФилипом, бравым молодым летчиком. Мать протестовала: «Эти торопливыезамужества. Подожди, пусть война кончится». Но она не хотела ждать. У нее былатакая же сильная воля, как и у матушки, а папа ни во что не вмешивался. Они сФилипом поженились, и война вскоре закончилась.

Мэри хотелось, чтобы Филип всецело принадлежал ей.Необходимо было вырваться из-под материнской опеки. Но не мать, а сама Судьбапокарала ее. Сначала финансовый крах основанных Филипом предприятий, а потомстрашный удар нанесла болезнь Филипа – полиомиелит и паралич обеих ног. КогдаФилип покинул больницу, сама жизнь вынудила их поселиться в «Солнечномгнездышке». Филип полагал, что иного выхода у них нет. Он обанкротился, арента, получаемая ими из фонда с доверительным управлением, была явно недостаточнадля содержания собственного дома. Мэри просила увеличить им ежемесячную ренту,но ответ был один: разумнее жить в «Солнечном гнездышке». Она же хотела, чтобыФилип принадлежал только ей одной, и не желала, чтобы он своим именем пополнилсписок «детей» Рэчел Эрджайл. И заводить собственного ребенка она не собиралась– желала иметь одного лишь Филипа.

Сам Филип не возражал против жизни в «Солнечном гнездышке».

– Тебе же самой лучше, – говорил он. – Люди кругом, веселейбудет. Твой отец очень приятен в общении.