не ослышались, я бы даже сказал, не менее семидесяти масонских лож английской, французской и немецкой систем. Наиболее влиятельными из них были ложа Умирающего сфинкса и ложа Соединенных друзей. С масонством также связывают и возникновение Санкт-Петербургского на смертные случаи страхового общества, основанного небезызвестным в свое время Я. Х. Гротом. Подлинный же взлет российского масонства пришелся на время правления как раз Александра I. Однако он оказался недолгим. Указ от первого августа тысяча восемьсот двадцать второго года, спустя три десятилетия после осуждения тогдашнего предводителя российского масонства господина Н. И. Новикова, приравнял масонские собрания к тайным обществам и навсегда запретил их в Российской империи. Масонское движение в России уже в начале своего существования оказало мощное духовно-нравственное и культурное воздействие на общество. Вне всяких сомнений, новомодное увлечение должно было содействовать приобщению патриархальной, православной страны к исповедуемым «вольными каменщиками» либеральным ценностям западноевропейской цивилизации. Однако традиционная для России корреляция внешнего духовного влияния, ставшая прерогативой самодержавия, в скором времени поставила масонское движение вне закона. Посему, если и остались какие-то остатки масонских лож, все они на нелегальном положении. До сей поры мне не приходилось встречать чего-то даже близкого по своей сути, что могло бы напоминать о подобных организациях.

Травкин снова посмотрел на Билого. Тот пребывал в глубоком раздумье. То ли сам рассказ о существовании масонских лож на территории Российской империи вверг подъесаула в легкую прострацию, то ли он размышлял над тем, как возможно в будущем использовать эту информацию, но на вопрос следователя о том, понял ли он, о чем шла сейчас речь, Микола не ответил. Точнее, он его не услышал. В его голове вновь пронеслись картины увиденного в доме, вспомнился почему-то Суздалев, неудавшееся покушение на императора, странный извозчик и не менее подозрительный флигель-адъютант, смотревший незадолго до взрыва в Беловежской пуще на часы. «Неужели это все звенья одной цепи?! Что ж ты, Суздалев, однополчанин мой дорогой, с которым не один пуд соли съели, в слуги к самому сатане записался?! Ладно тот флигель-адъютант – прислужник государев. Но ты-то! Ты ж боевой офицер! И все туда же! Нет! Не мог продаться Ваня! Никак не мог!» Мысли Миколы путались, сворачиваясь в клубок. Ясно становилось одно. Тайная масонская ложа в Санкт-Петербурге существует, и он, Микола Билый, напал на ее след. Даже больше, он нашел их логово.

– Николай Иванович, дорогой, – где-то над самым ухом раздался голос следователя. – Вы здесь? Или же пребываете в ментальном полете мысли?

Билый встрепенулся:

– А? Что? Ах да. Простите, господин Травкин, задумался.

Следователь стоял совсем рядом, разглядывая Билого, слегка склонив голову.

– Я уж, грешным делом, подумал, что вы вошли в транс от услышанного.

Травкин на минуту замолчал, часто вдыхая воздух, словно принюхиваясь к чему-то.

– Позвольте, господин подъесаул, а чем это от вас так пахнет?! Неужто дамой? – И тут же, спохватившись, следователь поправился: – Простите за бестактность. Вы же женаты, как я мог подумать. Но от вас пахнет духами, причем весьма дорогими!

Микола полностью пришел в себя. Принюхался. Действительно, от него пахло духами. Он наклонился слегка вперед, так же, как и Травкин, часто вдыхая воздух. И тут его осенило. Он вспомнил, что накануне ему доставили конверт от госпожи Измайловской. В нем было приглашение на чашку чая. И конверт, и его содержимое были словно пропитаны цветочным ароматом. Микола вспомнил, что второпях, прочитав приглашение, спрятал его вместе с конвертом в подклад черкески. Билый посмотрел на Травкина и вдруг стукнул себя ладонью по лбу. Следователь с легким недоумением задал немой вопрос. Микола мотнул головой и, запустив руку за пазуху, вытащил наружу тот самый конверт. Приятный запах духов защекотал нос. Микола извлек из конверта приглашение и, пробежав его глазами, произнес:

– Так и есть! Сегодня… – Билый посмотрел на часы, – через два часа с четвертью я должен быть у госпожи Измайловской. Совсем запамятовал!

– Ну, что ж, дорогой Николай Иванович. Надеюсь, мы с вами поняли друг друга и с сей поры наши с вами усилия будут объединены.

– Непременно, господин титулярный советник. Гуртом и батька бить сподручнее.

– Что, простите? – не понял Травкин.

– Победа будет за нами! – выпалил Микола.

– Аа, – протянул следователь. – Что ж, любезный, если вам нечего мне больше рассказать, то не смею вас задерживать. Только мой вам совет, будьте очень осторожны с дамами, от которых может пахнуть так духами. Не к добру. Доверьтесь моему опыту следователя. Что? – задал вопрос Травкин, видя, что подъесаул мешкает и не решается еще что-то сказать. – Рассказывайте, что там у вас!

– Да ничего. Просто наблюдения.

– Наблюдения? – осторожно начал титулярный советник. – Очень интересно. И что вы увидели?

– Да, думаю, к делу это никак не относится.

– Однако, Николай Иванович, у вас есть сомнения. Говорите, слушаю вас.

– Понимаете, у нас, казаков, несколько другое виденье мира. Мы интуитивно чувствуем обман, опасность и практически никогда не ошибаемся. Чувства, видите ли, всегда оголены, поэтому и обострение на все.

– Очень хорошо. Продолжайте.

– Так вот о чем я. – Билый задумался. – Натыкаюсь я постоянно на одного извозчика. Странный он очень какой-то. То с бородой, то без бороды. Запинается, когда отвечает на прямые вопросы – путается. Не похож он на извозчика! Вот что я вам скажу.

– То с бородой, то без нее? – протянул Травкин.

– У него особая примета есть: кисти не хватает.

– Не переживайте, Николай Иванович. Вычислим мы вашего извозчика. Сдается мне, кто-то приставил за вами шпика, ну а мы приставим к нему.

– Благодарю!

– Ну, не смею вас более задерживать. Ступайте с Богом.

Билый подал на прощание руку Травкину, и тот с удовольствием пожал ее.

В точно условленное время подъесаул вошел в большой зал. Баронесса уже ждала. Улыбаясь, показала на диванчик. Стала щебетать ни о чем.

Микола смотрел на тонко порезанный лимон, красиво уложенный на серебряном крохотном подносе с золотыми ручками, и думал: «Ну зачем так тонко резать?» Смущала его и тоненькая фарфоровая чашечка, расписанная так же золотом. Со дна, улыбаясь, смотрела на него головка японской куколки. «И как в нее пол-лимона уместить, если в пальцы страшно взять, того и гляди раздавится!» Билый осмелился поднять глаза на баронессу. Молодая женщина с озорной улыбкой наблюдала за ним. Нравилось, что в этом открытом приветливом лице нет превосходства. Хотя могла бы себе позволить: все-таки и фаворитка императора, из тех приближенных, что ближе некуда; баронесса, которая привыкла жить в столице и купаться в роскоши и во внимании; и просто очень красивая женщина – хоть сейчас картину рисуй или скульптуру лепи.

Подъесаул снова покосился на почти прозрачный