Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот же напасть. В Беловежской пуще ни тени волнения, когда докладывал ему о случившемся. Но здесь же, в его кабинете, как подпарубок пред батькой, ей-богу, – бормотал подъесаул, ступая по мягкой ковровой дорожке. – И что-то того полковника нетерпеливого не видно, рвался все к государю.
Теперь он трезво оценивал про себя, что же произошло. Мозг лихорадило.
Так!
Минуту назад подъесаул еще стоял навытяжку перед государем. Доклад Билого был принят Александром. Император остался доволен службой собственного конвоя. Вместе с подъесаулом составили план поездки в Царское Село. В то время, когда Билый выслушивал дальнейшие распоряжения императора в отношении конвойной службы на ближайший выезд царственной особы, в дверь кабинета постучали. На пороге появился полковник, тот самый флигель-адъютант, что вел себя немного странно, как заметил Микола, на охоте в Беловежской пуще. Внимая словам императора, Билый лишь слегка обернулся, Александр III же сделал знак, давая понять, чтобы полковник зашел чуть позже. Тот, недовольно хмыкнув, повернулся через левое плечо и, громко щелкнув каблуками сапог, вышел прочь. Выслушав императора, Микола понял, что разговор окончен, и так же четко повернулся через левое плечо, но лишь обозначил щелчок, мягко сведя каблуки ичиг. Это не осталось незамеченным государем:
– Подъесаул, потрудитесь в следующий раз более усердно следовать уставу!
– Непременно, ваше императорское величество! – отчеканил Билый и вышел за дверь.
«Неужели такая мелочь могла разозлить императора? Разве мое рвение преданно служить – это то же самое, что и щелкать каблуками? Разве служение отчизне, империи, и защита государя может сравниться со столичными штучками, чистенькими мундирами и щелканьем каблуков? Нет. Я докажу, что могу нести службу по-другому!»
Коридор, который соединялся с кабинетом Александра III, вел к выходу через несколько проходных залов. Микола за время службы хорошо выучил дорогу и, размышляя о своем, не торопясь шел, неслышно ступая по мягкой ковровой дорожке, к выходу. Дверь в первую залу была приоткрыта. Из-за нее доносились, смешиваясь с негромким эхом, какие-то разорванные звуки. «Будто ворон где-то в горах покрикивает», – подумал Микола. И чем ближе подходил он к зале, тем отчетливее становились звуки. Подъесаул неслышно подошел к приоткрытой двери, обернулся назад. Его казаки, стоявшие у кабинета государя, стояли навытяжку, не шелохнувшись. Билый, слегка наклонившись вперед, прислушался.
– Романовы, – донеслось до слуха казака, – это пережиток темного прошлого. Вся их династия лишь тормозит развитие России.
Микола узнал голос говорившего. Это был тот самый флигель-адъютант, любимчик государя. Билый слышал про него всяких небылиц, но одно было правдой: попал в свиту лет пять назад и сумел за такой короткий срок подхалимажем заработать себе два очередных чина.
– Но это же крамольные мысли, господин полковник, – голос собеседника флигель-адъютанта Билому знаком не был. Судя по интонации, говоривший был значительно моложе самого полковника, и не исключено, что вполне являлся и его подчиненным.
– Ничего крамольного, капитан. – Микола, подслушивая разговор, кивнул сам себе головой: «Точно, подчиненного вербует». – Развитие любого государства происходит по спирали. В России же спираль непременно превращается в круг. Нужно мыслить продуктивно. Династия – это уже рудимент, груз, который следует отсечь, чтобы фрегат, набрав паруса, устремился в светлое будущее.
– Господин полковник, нас могут услышать, – озираясь по сторонам, заговорщицким голосом произнес капитан.
– Оставьте, капитан! – парировал полковник. – Кто нас может услышать? Сам?! Так его величество, – полковник хмыкнул, – чрезмерно занято госпожой Измайловской – этой, простите, женщиной весьма сомнительного поведения.
Билый напрягся: «Обижать женщину, ах ты каналья!»
– Нет, господин полковник, – тихо сказал капитан. – Я имел в виду тех казаков, что денно и нощно стерегут государя. Они – его глаза и уши.
– Я вас умоляю, капитан! Полноте! Какие-то дикари, спустившиеся с гор, смогут помешать нам, столичным офицерам, потомственным дворянам! – Голос полковника звучал громче. В порыве своей надменности он не замечал этого. Билый же, напротив, ловил каждое сказанное слово.
– Особенно умиляет этот выскочка. Как там его… Белый, – пренебрежительно высказался полковник. – Тот еще конвоец. Истинный дикарь. Ни воспитания, ни выправки. Не удивлюсь, что государь, закончив шуры-муры с этой Измайловской, отпишет ее в качестве выходного пособия этому подъесаулишке. Ха-ха-ха. Гхе-гхе-гхе…
Смех полковника перешел в кашель. Дверь открылась, и в залу быстрым шагом вошел Билый. Лицо флигель-адъютанта скривила болезненная улыбка.
– Аа, господин подъесаул, рады вас лицезреть! – делано-наигранно произнес полковник, капитан в растерянности сделал шаг назад.
Не отвечая на протянутую полковником руку, Микола подошел к нему на расстояние шага и, сверля глазами, почти выкрикнул:
– Извольте объясниться, господин полковник!
– Что, позвольте? – стараясь выглядеть невозмутимым, произнес флигель-адъютант.
– Вы имели наглость нелестно высказаться в мой адрес и, что более недопустимо, в адрес баронессы Измайловской! – четко выговаривая каждое слово, высказался подъесаул.
– Ах, вот оно что! – воскликнул жеманно полковник. – Вы у нас, сударь, еще и подслушивать страсть имеете.
– Вы подлец и негодяй, полковник! – резко ответил Билый. – К тому же вы – заговорщик. Вы, капитан, свидетель, как сей господин подстрекал вас на свержение правящего императора!
– Но позволь… – попытался вставить слово капитан. Микола поднял руку, показывая жестом, что оправдания капитана излишни.
– Да как вы смеете, подъесаул! – в гневе выпалил полковник. – Вы отдаете себе отчет, с кем говорите?! Я – флигель-адъютант свиты его императорского величества! А вы – всего лишь зарвавшийся казачок, спустившийся с гор и уже заслуживший расположение государя.
В России с конца восемнадцатого века флигель-адъютант было свитским званием, которое присваивалось штаб– и обер-офицерам армии и флота, состоявшим в свите императора. Указом от тысяча семьсот девяносто седьмого года было разъяснено, что звание флигель-адъютанта могло сохраняться лишь за теми, чей чин был не выше четвертого класса. Флигель-адъютанты носили особый мундир с аксельбантами и эполетами. С начала девятнадцатого века главным знаком принадлежности к свите стал вензель императора на эполетах или погонах свитского или армейского мундира.
– Что вы говорите, – сдерживая гнев, отозвался Билый. Кровь в нем закипала. Но он постарался удержать пыл в узде. – Значит, государю императору будет весьма любопытно узнать о том, что в его свите завелась крыса, способная укусить в спину. Думаю, что следует доложить немедленно.
Полковник напрягся, но виду не подал. Ему необходимо было выиграть время. Если этот бравый подъесаул без промедления направится напрямую к императору, то пиши пропало.
– Ну-ну, подъесаул, – попытался взять инициативу в свои руки флигель-адъютант. – Не так резво. Мы с вами еще не закончили. Вы нанесли мне оскорбление, и я требую сатисфакции.
Капитан, стоявший рядом, от удивления выпучил глаза. Многие знали, что полковник не ахти какой стрелок, а подъесаул,